Умеет Петербург все придумать.

Е. В. находит, что мера отдачи наград в руки особого комитета — нехорошая. Монополистом является Воронцов (председатель), а трое остальных — Плеве, Розенбах и Танеев — против него не пойдут. Витте получил высочайшее согласие, чтобы все, даже избираемые члены правлений, назначались им, а также помощники начальников движения.

6 марта.

Вишняков высказывал такой взгляд, что разделяет мнение Мещерского насчет Суворина, что он — социалист, что его «Маленькие письма» бестактны, что, отправляясь в поездку по России, он напечатал, что едет на места проверять нужду, но последующие его письма ничего не говорят об этой нужде, говорится там про «господ стариков», про кабинет губернатора Куровского, а про дело голода ничего. Есть в нем панегирик женщинам, который справедлив, а остальное все — чушь, так как ему, как социалисту, нежелательно высказывать хорошее, а дурное не смеет. Мещерский теперь в моде, поэтому многие не смеют хвалить Суворина.

Оказалось, что неизвестная вкладчица в банкирском доме Гинцбурга — не кто иной, как жена покойною брата Гинцбурга, а Монтеверде и Комаров из этого сделали целую историю, в которую замешали вел. кн. Марию Павловну. Это очень опасные люди.

Как томится Е. В., что наш добрый и честный царь так дурно окружен. Черевин — честный человек, но пьяница. Воронцов, судя по народному говору, и нечестный, и глупый, и заносчивый, и ленивый, и недоступный. Дурново тоже глуп, лакей перед выше его стоящими людьми, а с теми, которые ему подчинены, не церемонится, из-за угла делает им незаслуженные неприятности, чтобы угодить высшим. Ведет Дурново Россию к беспорядкам своими назначениями губернаторов, которые не выдерживают критики, держит дурных, если они находятся под протекцией Воронцова, и тому подобных. Рихтер — немец в душе, и в угоду ему уже делаются в Остзейском крае, ради лакейства Дурново, поблажки немцам, назначают туда, в Митаву, такого ничтожного губернатора, как Свербеев. Шаховским за его крутой нрав недовольны. Вышнеградский — умен, но мошенник, жулик, взяточник; серьезные люди говорят, что он оставит русские финансы в ужасном положении, что все, что он делает, — фокусы, напоказ, без серьезной подкладки, сшито все живыми нитками, но он умеет показать временно все свои действия благими для России. Эта показная сторона и успокоила царя и всех тех, которые ничего не понимают в финансовом деле. Филиппов, про которого даже митрополит говорит, что он «тертый», — большая дрянь, который меняет свои мнения, как перчатки, — сегодня одного убеждения держится, а завтра другого. Святого у него ничего нет. Любит низкопоклонство, возражений не терпит, друг «Гражданина», где топит Победоносцева, желая попасть на его место, чтобы там сделать свои дела с помощью раскольников, которым всегда тайно покровительствовал, не из убеждений (у него их нет), а из-за того, что они богаты.

Витте — тоже сомнительная личность, уже одного достаточно, что он приятель Вышнеградского, вместе делали гешефты. Может, это и продлит их дружбу, если они будут заинтересованы, чтобы дела не всплывали наружу, но все-таки думаю, что скоро оба перегрызутся, что Вышнеградский недоволен в душе, что Витте — министр. Про Витте много темного рассказывают, хотя все единодушно говорят, что он умен и железнодорожное дело знает.

Победоносцев — иезуит, дружба его с Плевако какая-то удивительная; был он одно время близок к царю, теперь как-то меньше, своими церковными делами мало занимается, больше чужими и часто невпопад, но все-таки он немножко лучше всех названных. Военные говорят, что Ванновский много сделал для нашей армии, но тут же прибавляют, что у нас еще все не готово. Как тут понять? Делянов устарел, но нечестным его нельзя назвать, разве за то, что сидит министром, когда неспособен им быть. Гирс по симпатиям немец, но царь сам ведет иностранную политику, и за последнее время и Гирс относится сочувственно к Франции. Но как бы могло быть иначе в самодержавном государстве? Манасеина, когда назначили, говорили, что он — «красный», но теперь о нем мало слышно. Министры, о которых за последнее время много говорят, — внутренних дел, финансов, путей сообщения. Вот все люди, которые управляют теперь Россией. У одних нет царя в голове, у других он есть, но с сомнительными принципами, с такими, что свой карман ближе казенного и — apres nous le deluge (После нас хоть потоп (франц.).).

7 марта.

Утром был Самуил Поляков. Про Гинцбурга сказал, что вчера он выдал вкладов на 10 млн. руб., что он только прекратил платежи, несостоятельности нет, что у него на 8 млн. больше имущества, чем долгов. Запутал он свои дела вследствие 3 % займа.

Назаревский рассказывал про посещение царем академической выставки. Царь останавливался перед некоторыми картинами и, смотря на них, хохотал. Вел. кн. Владимир тогда предупреждал его, что художник, нарисовавший картину, находится тут же, и тогда царь говорил, что картину покупает. Но, покидая выставку, он сказал, чтобы на купленных им картинах не отмечали, что он их купил. Одна из них — «Встреча французской эскадры», а вторая что-то в этом же роде.

В заседании Исторического общества царь высказал мысль, что не желательно, чтобы печатали мемуары лиц, недавно умерших, которые описывают лиц, еще живых. Вел. кн. Владимир оспаривал доводы некоторых членов, что Екатерина II была повенчана с Потемкиным, указывая, что на это нет ни одного письменного доказательства. Те приводили такой факт, что в Москве, в церкви Большого Вознесенья, что на Никитской, находится корона, которая была на них возложена, что свидетельствуют старожилы. Говорил об этом в Историческом обществе именно Бартенев, который в «Русском архиве» написал про эту свадьбу. Государь во время заседания того общества в Аничковом дворце заметил громко, что число членов редеет, и предложил избрать вел. кн. Константина Константиновича, что и было сделано, причем Победоносцев высказал удивление, что эта мысль им не пришла раньше, и благодарил царя за нее.

9 марта.

Утром был Никольский. Он так охарактеризовал Витте, что больше двух лет ретиво делом не займется, скоро увлечется другим, что уже за последнее время тарифы ему надоели. Витте — игрок, любит биржевую спекуляцию, тянет своих, которых привез с собой, на свое место уже успел назначить своего, Максимова, остальных оставляет на произвол судьбы.

Потом приходил А. А. Попов. Говорил, что англичане намеренно умаляют значение своего флота, чтобы другие державы меньше заботились увеличивать свои флоты и чтобы палата им легче ассигновывала побольше денег. Последнее и было недавно — они получили 220 млн. на постройку 70 судов, и получили вследствие того, что заявили, что у них флот плохой, а Россия строит одновременно 12 судов (всего строилось одно — «12 апостолов»).

Зашел Анастасьев. Говорил, что вчера вечером был у Дурново и там слышал, как Черткова при m-me Дурново, спрашивала Петрова, кто будет министром внутренних дел вместо Дурново. Говорилось так, будто дело решенное, что он уходит. Назывались Корф, Игнатьев и Голицын кандидатами на это место.

12 марта.

Сегодня Самойлович говорил, что в прошлый вторник был у Даниловича. Кроме него, было 5 генералов, один из которых рассказывал причину приезда Шувалова в Петербург. Было военное заседание в Берлине, присутствовал на нем Вильгельм. Был затронут один вопрос (какой именно — этого генерал не сказал). Один из бывших на этом заседании сказал: «Что скажет об этом Россия?» На это Вильгельм стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Черт с ней, с Россией, мне все равно, что она думает; я ее изотру в мелкие кусочки». На другой день эти слова были известны всему Берлину, дошли и до Шувалова, которого многие даже стали спрашивать, что он думает делать. Это и заставило Шувалова отправить депешу царю и просить позволения сюда приехать. На другой день он был у государя и передал ему слова Вильгельма, Государь, слушая его, задумался, но потом сказал, что на эти слова не следует обращать внимания, что раз Шувалов приехал в Петербург, то пусть делает вид, что приехал по своим семейным делам, и скорее возвращается в Берлин.

24 марта.

Был Стеблин-Каменский из Омска. Про посещение Омска цесаревичем: жене Стеблина в собрании он сказал, что японки — самые красивые женщины, что ожидает в Петербурге больших расспросов, поэтому думает, что самое лучшее, чтобы их избегнуть, — описать свое путешествие на доске и повесить эту доску себе на шею.

27 марта.

Завтракали Цион и Самойлович. Говорили про Вышнеградского. Оба признают его умным дельцом, а не министром финансов. Говорили, что II том «Истории Екатерины II» Бильбасова на днях появится в Германии в немецком переводе. Здешний агент издательства купил этот экземпляр здесь за 200 руб. Бильбасов хочет начать следствие, каким образом и кем был продан этот экземпляр, так как все издание конфисковано. Ему дана всего одна книга, которая у него и теперь, а теперь говорят, что 150 экземпляров украдено из склада, где хранятся.