27 декабря.

Келлер говорил, что царя убедили, что m-me Витте — порядочная женщина. Он желает, чтобы царица ее приняла, но она не хочет и плачет; надеется, что Строганова ее избавит от этого визита.

1893 год

26 января.

К. Скальковский сказал про Витте, что он легко может сойти с ума, что у него мания величия, мнит о себе, что равен только царю, противоречий не допускает: в комиссии под его председательством он один говорит, а все молчат. Сказал, что Витте добьется своего, что его жену примут при дворе, что за свою жену ее бывшему мужу Лисаневичу он заплатил 20 тыс., да развод стоил 6 тыс. руб.

15 февраля.

Был сегодня Галкин. По случаю назначения Дурново (полиция) в Сенат, который туда попал, учинивши скандалы, Галкин сказал, что в городе его называют «прелюбодейный» сенатор. Галкин тоже говорил, что Черевин и другие дополнили сведения Шишкина насчет безобразий, которые производил Дурново в течение 5 лет: посылал своих любовниц агентами тайной полиции в Париж, давал 5 тыс. на путешествие и, не бывши уверенным, что там они останутся ему верны, отправлял туда же следить за их поведением настоящих сыщиков. А тут думали, что все это делается с целью государственной охраны!

20 февраля.

Вчера Анастасьев произвел на нас неприятное впечатление своим рассказом, как он сек во время холерного бунта: 200 человек были наказаны розгами. Он с возмущением говорил, что 20 молодых солдат, которые были свидетелями этой экзекуции, упали в обморок, по его мнению, это доказательство, какое ничтожество наши солдаты. Батьянов же, который знает солдат, сказал потом, что такое повальное сечение, при котором каждому давалось 100 розог, доказывает, что даже и солдаты, которые не страдали слабыми нервами, и те не могли вынести этого возмутительного зрелища.

Во время этой экзекуции один казак подошел к Анастасьеву, дернул его за полу сюртука и сказал: «Знай, что громада — великая сила». С приходом войска он приказал первого разложить этого казака и дать ему 100 розог, говоря: «Вот я тебе покажу, какая сила эта громада». Когда казак поднялся, он спросил: «Ну, понял теперь, что такое закон?» Тот, почесываясь, отвечал: «Да, теперь понял закон». Все это Анастасьев рассказывал с видимым удовольствием. Я думаю, что не дай бог России такого министра, как Анастасьев.

21 февраля.

Обедал Коломнин. Он говорил, что цесаревич (позже Николай II — ldn-knigi) увлечен танцовщицей Кшесинской 2-й, которой 19 лет.

Она не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая, зовут ее Матильдой. Цесаревич говорил этой «Мале» (так ее зовут), что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним.

2 марта.

Сейчас говорил Самойлович, что слышал, что царица очень нервна, когда одевается куда-нибудь ехать, — булавками колет горничных, все сердится, так что царь должен за это всех отдаривать, чтобы выносили эти капризы. Сперва она очень верила Толстому, а затем все ее доверие было перенесено на Дурново. Царь видел, что он ничтожество, но ради семейного спокойствия его держал. Теперь же царица Дурново видеть не может. Это после того, что она узнала, что Дурново (полиция) был такой мерзавец и был удален не по докладу Дурново (министра), а по докладу Черевина. Из этого царица увидела, что на Дурново, на его охрану, надежд мало. Если это правда, то дни Дурново как министра сочтены, так как царь терпел его только ради царицы.

Про сына вел. кн. Владимира Александровича, Андрея, говорили, что он умный мальчик, состоит «сплетником» царицы, рассказывает ей городские сплетни.

23 марта.

Иванова говорила, что будто царица имеет огромное влияние на царя, что она решила, что кн. Хилков будет вместо Кривошеина, что это наверное будет, так как Хилков у нее пьет чай, проводит вечера, словом — принят интимно. Говорят, что Витте долго не просидеть, так как царица его терпеть не может и любезна бывает только с теми, кто бранит Витте и его жену.

3 апреля.

Говорил Валь про цесаревича, что за ним так следят, что он этого не замечает, но раз, выходя, он встретил полицейского, который случайно проходил по этой улице с бумагами. Цесаревич дал ему 25 руб. и сказал, чтобы он не говорил, что его видел. Тот об этом заявил в участке. Валь говорил Черевину про его похождения, тот сказал Воронцову, совещались вместе. Царю не решились все сказать, но поведали вел. кн. Алексею, который нанял возле своего дворца квартиру для двух Кшесинских (сестер), и теперь, когда цесаревич к ним ездит, для других — будто он едет к Алексею. Но царю и Алексей тоже ничего не сказал.

10 апреля.

Бобриков говорил про цесаревича, что шалит, пора его женить; что написал Кшесинской, когда говел, что скоро кончит говеть и тогда с ней «заживут генералами». Кшесинская очень заважничала с тех пор, как находится для les bonnes graces (Особых милостей (франц.).).

15 апреля.

Говорят, что дети царя ужасно боятся отца. Когда у наследника временно взяли его кучера, он спросил Фредерикса, отдадут ли его ему. Фредерикс спросил, почему он не скажет об этом царю. Наследник отвечал, что не решается: «Спросите вы». Так же было, когда уезжали в Ливадию. Фредерикс его спросил, каких лошадей ему туда отправить. Он отвечал, что не знает, едет ли он с царем, а спросить не смеет. Царица, говорят, не хочет женить сына, чтобы не было молодого царя. Цесаревича не выпускают из Ливадии, чтобы он не увлекался здесь балетом.