— А как же война?

— Война окончена, Гиперион. Она окончилась тогда, когда вы с Таремаром убили князька Кровавого Бога. Осталось лишь зачистить остатки скверны.

Подозреваю, что миллионы людей на Армагеддоне, которые вот уже полгода непрерывно сражались, могли бы поспорить с его словами, но орден обычно рассматривал все именно в таком свете.

Я пробыл с Анникой слишком долго, если вообще начал рассматривать другие варианты.

— Сколько прибыло рыцарей?

Надион оторвался от биогололита и посмотрел на меня.

— Почти две сотни. Три боевые баржи, включая «Огонь рассвета». Мы прибыли во всей мощи, брат, один за другим, как только смогли. Представь наше разочарование, когда мы узнали о вашем героизме еще за месяцы до нашего прибытия.

— Не своди все к шутке, Надион. Там погибла сотня рыцарей. Сотня. Это существо… оно шло через нас, будто кинжальный ветер. Я не видел ничего подобного. Оно собирало нас, пожинало наши жизни. У меня просто нет других слов.

— Прости меня. Я не хотел тебя обидеть, брат. Я скорблю вместе с тобой.

Я кивнул, хотя движение заставило меня поморщиться.

— Я заметил, — сказал Надион. — И спрашиваю опять, как твоя голова?

— Гудит в такт с сердцебиением. Как я уже сказал, бывало и лучше.

Мой взгляд упал на гололитический дисплей, где отображались мои раны и операции, которые провели после извлечения из стазиса.

Я моргнул при виде пятна тьмы, закрывавшего левую половину моего дергающегося гололитического черепа.

— Это…

— Да. Оно самое. Вот почему я спрашивал, как твоя голова, — сказал Надион.

Я потянулся к щеке, и пальцы звякнули о холодный металл. Я не знал, что сказать. Вместо этого просто погладил металл, ощупывая его края. Тонкие швы плавно соединяли металл с кожей.

— Давление в твоей голове раскололо череп в этих местах… — Надион указал на гололит, но мне едва ли требовался снимок, чтобы догадаться, где меня изувечило. Я чувствовал это пальцами.

— Так меня не ранило в бою, Надион. Зачем ты это сделал?

— Успокойся, брат. Речь идет о психическом давлении. А если ты до сих пор не понял, о чем я веду речь, то просто поверь мне на слово, тебе повезло, что твоя голова вообще не лопнула. Ты только усугубил раны, когда начал использовать силы после пробуждения на поле боя, — он окинул меня пристальным взглядом. — Это было неразумно. На самом деле это было очень глупо. Тебе стоило бы знать.

— Я должен был увидеть смерть Галео.

— Только Галео?

После того, как Малхадиил очнулся и я погрузил его на боевой корабль, я отправился обратно к Галео. Я не мог сопротивляться, мне следовало узнать. Это я хорошо помнил.

Я нашел труп капитана Таремара. Его смерть была именно такой, как и описал Бранд Хриплая Глотка, — один человек с золотым мечом против громадного зла, хотя из слабых вспышек внутреннего зрения я понял, что бой продлился недолго. Ни один человек не смог бы устоять против такого противника продолжительное время.

— Нет, — согласился я. — Не только Галео. Пока я лежал без сознания, погибла сотня моих братьев, Надион. Я должен был увидеть, что с ними стало.

— Твои братья умерли, пока ты был в коме, глупец. Ты был не просто «без сознания», — он вздохнул, отключив гололит. — Когда ты тянулся к ним, увидел ли что-то важное? Образы были четкими?

А были ли они на самом деле? Мертвецы никогда просто так не отдавали свои секреты, даже тем, кого звали собратьями.

— Нет, — опять согласился я. — Я почти ничего не видел, кроме ударов, оборвавших их жизни.

— Что ж, не буду винить тебя за попытку. Осталось решить еще три вопроса, прежде чем я отпущу тебя.

Я посмотрел на него, продолжая ощупывать лицо, исследуя рельеф хирургической реконструкции.

— К тебе частенько наведывалась инквизитор по имени Анника Ярлсдоттир. Я записал ее визиты во вторичный файл.

Будь она благословленна за участие. Уникальная душа.