Шрифт:
— Прими мою благодарность. Что еще?
— Еще тебя пару раз навещал воин Волков, говорил, что проверяет твое состояние, чтобы доложить в орден. Его звали…
— Бранд Хриплая Глотка, полагаю.
— Хорошая дедукция. Действительно он.
— А последнее?
— Что ж, ты на борту «Огня рассвета», Гиперион. Как ты думаешь, кто может быть последним?
— Лорд Йорос хочет поговорить со мной, как только я приду в сознание.
— Какой ты догадливый, — сказал апотекарий. На кратчайший миг я подумал, что он улыбнется. Я ошибся.
— Я ощущаю недосказанность, Надион. Это нехорошо.
— Правда?
— Ты не упомянул Малхадиила.
— Ах да, — ответил Надион. — Малхадиил.
Я отыскал его в резервном ангаре левого борта флагмана. Он был окружен, что, пожалуй, и неудивительно, парящими деталями. Знакомая сцена вызвала у меня легкую улыбку.
Но улыбка умерла, когда он повернулся ко мне. Он носил такую же монашескую мантию, что и я, хотя длинные рукава не могли целиком скрыть железную конечность на месте левой руки. Его лицо походило на лоскутное одеяло из сшитых кусков кожи, из-за чего он стал походить на Сотиса даже больше, чем я мог представить. Но самое большое изменение я увидел, когда он повернулся полностью. Я услышал, как по палубе громыхнули тяжелые стальные ноги, хотя он был без доспехов.
Вращающиеся металлические детали плавно опустились на пол, когда он встретился со мной взглядом.
— Ты выглядишь иначе, — сказал он.
Я непроизвольно коснулся холодного металла, где когда-то находилась половина моего лица. Он охватывал голову от левого виска до самой челюсти и вокруг затылка.
— Как и ты.
Малхадиил подошел ко мне громкой, неуклюжей походкой.
— Надион отнял мои ноги. Как он сказал, мой позвоночник был «искалечен», поэтому он заменил и его также, — собрат сказал это так, словно ему было все равно. Затем Малхадиил улыбнулся. — Пока я не могу бегать. По правде говоря, я и хожу-то с трудом, как видишь. Но я приспособлюсь. Мы Серые Рыцари. Мы превозмогаем.
Он поднял новую руку, которая урчала и гудела слаженным хором бионики.
— Он также дал мне это. Она проще в использовании.
Это… это была обширная аугментация. Теперь даже на беглый взгляд в нем было больше кибернетического, чем человеческого.
— Как ты себя чувствуешь?
Он пожал плечами. Именно такие небольшие мелочи свидетельствовали о нашем истинном возрасте по сравнению с настоящими ветеранами. Со временем они забывали о таких человеческих жестах, как пожатие плечами или кивок.
— Я чувствую себя другим. Еще чувствую, что это все же лучше, чем быть мертвым, поэтому не буду жаловаться. Оно не болит, если ты об этом, — его изувеченное лицо скривилось в улыбке. — Слышал, Волки называют тебя Гиперионом Сломавшим Клинок. Фенрисийское имя для подвигов? Есть в этом имени что-то героическое, не находишь?
Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел их остановить. Думаю, их вызвала улыбка Мала.
— Теперь ты точь-в-точь как Сотис, — сказал я.
Он прикоснулся к лицу человеческой рукой.
— Наверное, да. Если честно, я нечасто смотрелся в зеркало. Ты говорил с лордом Йоросом?
— Еще нет.
— Тогда я пойду с тобой. Дай мне пять минут, чтобы починить турель, — он вернулся обратно к работе, уже поднимая металл. — Хорошо увидеть тебя живым, брат.
Я нерешительно отправил ему импульс ответного чувства. Он принял его, и связь между нами восстановилась. Я вновь услышал его мысли, как прежде — слабое фоновое присутствие, на которое я не обращал внимания, пока не сосредотачивался.
Я ощутил, как из глубокого исцеляющего сна в своей комнате к нашему единению присоединился Энцелад. Его слияние было бессловесным, слабым, но неоспоримым.
Даже уменьшившись в численности, Кастиан воспрянул вновь.
Йорос, лорд-рыцарь и гроссмейстер Восьмого братства, был для нас таким же примером для подражания, как капитан Таремар или лорд Ваурманд для Третьего. Было бы несправедливо утверждать, что он любил официоз, и «Огонь рассвета» напоминал монастырь не меньше, чем военный корабль. Шагая его залами, было невозможно поверить, что тут трудилась многотысячная команда. Такая здесь царила тишина.
В Великом зале могло вместиться несколько сотен воинов, намного больше, чем входило в одно братство. С арочных потолков свисали вытканные знамена и списки подвигов, многие из которых отображали деяния Кастиана за прошедшие поколения. Но сейчас я не испытывал гордости. Не испытывал и благоговения. Деяния предков не впечатляли меня. Я почувствовал схожую сдержанность и в душе Малхадиила, который шел рядом со мной по длинному центральному ковру.
Мне было печально идти возле него, и я не стыжусь признать это. Запинающееся, неуклюжее топанье, казалось, его совершенно не заботило — он находил свои недостатки любопытными и беспечно считал, что вскоре привыкнет к новым ногам и бедрам. Мы выжили только благодаря его кинетическому щиту. Покинуть поле боя калекой казалось самой жалкой наградой из всех возможных.