— Новый костюм папы для визитов к королю, — Хельвен подала Адаму кубок с вином. — Скоро он ему понадобится, если не ошибаюсь?

— В том смысле, что все влиятельные дворяне будут приглашены для присяги Матильде? Да, это так.

— Незадолго до гибели Ральф говорил о чем-то подобном, — задумчиво проговорила Хельвен, — что нашей королевой будет Матильда.

Адам отхлебнул вина и опустил кубок.

— Это стало ясно, как только Генрих вызвал ее из Германии.

Хельвен водила пальцем по узорам на кубке и сквозь прикрытые ресницы посматривала на гостя оценивающим взглядом, без намека на кокетство.

— Нет. Дело не только в этом. Ральф что-то определенно знал, и это его сильно тревожило. Я просила поделиться со мной, но он только смеялся, говорил, что ничего серьезного нет, взъерошивал волосы, как собачке. А потом уехал навстречу смерти. — Хельвен слегка прикусила губу, словно раздумывая, стоит ли рассказывать дальше, затем решительно выдохнула: — Когда мы готовились к похоронному обряду, я зачем-то полезла в наш сундук с деньгами. Ключи всегда были у Ральфа, он меня и близко не подпускал к этому. Вот и вышло, что до самой его смерти у меня не было ни малейшего понятия, насколько мы, оказывается, были богаты. Чересчур богаты для своего положения. Я знаю, большую прибыль давали лошади, но никак не столько, сколько я обнаружила в сундуке.

Адам бросил на нее внимательный взгляд.

— Хочешь сказать, нечестные деньги? Хельвен, сколько там было?

Услышав ответ, он присвистнул.

— Боже правый, да этого хватило бы, чтобы выкупить наследственное право на крупное баронство.

— Многовато для «ничего серьезного», — с едва скрываемым гневом бросила Хельвен.

Адам сидел, задумчиво поджав губы.

— Интересно, — пробормотал он, — за что же ему платили? Чтобы все выглядело, как «ничего серьезного», или в нужный момент ему предстояло раскрыть все приготовления? Или даже и за то, и за другое?

В голосе Хельвен послышался оттенок тревоги.

— Адам, о чем ты говоришь?

— Ральф разъезжал повсюду, и там и сям. Благодаря своему мастерству, человек он был известный, и за это его ценили люди, намного более состоятельные, чем он сам. Я точно знаю, что Ральф неоднократно перевозил послания между Генрихом и Фальком Анжуйским... — Адам умолк. Глаза женщины испуганно расширились. — Ты ничего не знала?

Рука Хельвен, державшая кубок с вином, дрожала, другая судорожно стискивала складки накидки.

— Я вечно узнавала обо всем последней, — горько прошептала она. — Теперь-то мне понятно, что целых десять лет все обо всем знали, а я...

— Да нет же, далеко не все, — мягко сказал Адам, — только те, кто был посвящен в эти игры.

— Что все это значит?

Адам бросил быстрый острый взгляд.

— Вот уж, воистину, ночь сюрпризов.

— Ты хочешь сказать, и ты, и Ральф были шпионами Генриха?

Адам фыркнул, но удержался от смеха.

— Ну, не совсем так. Я бы назвал это иначе. Мы изредка передавали послания, причем устные, которые нельзя доверить пергаменту. — Взгляд стал задумчивым. — Впрочем, за это никогда не платили и десятой части от...

— Значит, это измена... — в смятении прошептала Хельвен.

Адам пожал плечами.

— Я бы сказал, что твой муж временами окунался в мутные дела, но не знаю, насколько глубоко. — Он поскреб подбородок. — Ты кому-то еще об этом рассказывала?

— Нет, нет, никто не знает. И во многом из-за этого у меня так испортился характер. У папы и без меня хватает забот, а я так была выбита из равновесия, что просто пыталась представить все это ненастоящим. Словно ничего и не было. — Хельвен зябко передернула плечами. — Но все это было, и теперь мне страшно.

Этот потерянный несчастный голос наконец переломил что-то важное в отношении Адама к ней. До сих пор ему удавалось быть нейтральным, почти равнодушным. Но вид Хельвен, готовой вот-вот расплакаться, дрожащей от страха, сломленной духом, все изменил. Адам не мог больше оставаться холодным и бесчувственным и, не успев даже осмыслить свои намерения, а еще лучше — одуматься и отстраниться, обнял женщину за плечи и прижал к себе.

— Все будет хорошо, Хельвен, — прошептал он с нежностью, чувствуя овладевающее им желание. — Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Из горла женщины вырвалось сдавленное рыдание, потом еще одно. Хельвен прижалась лицом к его груди, пытаясь укрыть рвущееся из души горе в темной шерстяной ткани его туники. Адам шептал слова утешения и гладил ее волосы. Под его пальцами они переливались густой шелковистой волной, издавая запахи трав. Тело Адама остро чувствовало прижавшееся тело женщины, грудь и бедра. Обнимавшая Хельвен рука бессознательно опустилась на талию.

— Хельвен... — пробормотал Адам, прижавшись к ее волосам, наклонил голову, перебирая рукой густые локоны, отыскивая и целуя щеки и виски, а затем, когда удивленная и обрадованная женщина подняла лицо вверх, Адам поцеловал ее в губы.