Шрифт:
Адам пристально посмотрел на старика и опустил взгляд на зажатый между пальцами кусок травянистого дерна.
— Мы также разговаривали о Ральфе и о некоторых признаках предательства. Хельвен беспокоилась, и я тоже встревожился, когда она мне рассказала, — вполне очевидно одно вытекало из другого.
— Хочешь рассказать мне об этом? Я имею в виду, насчет Ральфа?
Адам отбросил пучок травы, быстрым и гибким движением тела, которому не мог не позавидовать Майлс, встал на ноги.
— Нет. — Он повращал левым предплечьем, стараясь унять мышечную боль, и перевел взгляд на коней. — Пока нет.
Майлс пожал плечами и тоже поднялся на ноги, но ему это пришлось проделать с большой осторожностью. Тем не менее острая боль раскаленным кинжалом пронзила колени старика.
Адам подошел к трем жеребцам и стал осматривать их со всех сторон, действуя умело и искренне восхищаясь достоинствами животных. Он погладил морду Лайярда, и жеребец боднул его головой и заржал, закусив удила. Адам взял в руку уздечку и повел коня по направлению к тренировочному двору. На лице мрачной гримасой отразилось все нынешнее настроение. Итак, ему предложили мир. Что ж, теперь надо с достоинством принять предложение и забыть о случившемся.
— А что касается меня, мне очень жаль, — снова заговорил Майлс, прихрамывая рядом с Адамом. — Если бы ты не рос в детстве рядом с Хельвен, она не стала бы вечно клеить на тебя ярлык «братика». И если хочешь знать мое мнение, ты ей подходишь гораздо больше, чем этот чванливый петух, за которого она собралась замуж.
Они шли через густую тень, образовавшуюся между двумя сараями, и Адам не заметил брошенного в его сторону быстрого оценивающего взгляда. В этот момент он думал о внезапно возникшем ощущении «гусиной кожи» во всем теле и знал, что причина не в прохладе затененного коридора. Очень хотелось со всей силы врезать кулаком в деревянную стенку сарая и заорать, что с него хватит! Хватит считаться ее братом, которым он никогда в действительности не был и никогда не будет.
Адам и Майлс снова оказались на залитом солнцем пространстве, но теперь старик поглядывал на молодого человека со скрытым удовлетворением — он только что получил подтверждение своим подозрениям. Адам не произнес ни слова, но лицо его так переменилось в цвете, что могло казаться мертвенно-бледным, если бы не следы загара от проведенного в седле лета. Майлс осторожно прикоснулся к руке молодого мужчины.
— Ты в порядке?
Адам вздрогнул.
— Да, конечно, — промолвил он пересохшими губами, затем подхватил поводья и вскочил в седло. Ведомый опытной рукой, Лайярд рысью поскакал через тренировочный двор к охапке турнирных рыцарских копий, прислоненных к стене.
Рубившиеся на мечах мужчины остановились и повернулись в сторону Адама. Обри припал к бурдюку с вином и, сделав изрядный глоток, передал сосуд Ренарду. Обнаженный до пояса юноша держал в руке меч из китовой кости и большой треугольный щит.
Адам свесился с седла и ухватил одно из копий, после чего поскакал на другой конец двора к специальному щиту для отработки ударов копьями, закрепленному на столбе.
С легкой улыбкой Майлс подошел к группе замерших в ожидании мужчин и остановился рядом с внуком.
— Работает во французском стиле, — с интересом и явной завистью заметил Ренард, глядя, как Адам взял копье под мышкой наперевес и рывком поднял Лайярда на дыбы.
— Потому что это и есть французское упражнение, — отозвался Обри. — К тому же, держать под рукой удобнее, чем вверху. Из такого положения получается гораздо более сильный удар.
Ренард покачал головой.
— Я пробовал, но, господи, как же это трудно!
— Смотри, — прервал его Обри, жестом призывая к молчанию. — Попридержи язык и учись.
Тренажер для ударов копьями представлял собой посаженную на ось перекладину, на один конец которой закреплялся щит, а на другом висел мешок с песком. Задача упражнения состояла в том, чтобы ударить копьем точно в центр щита и вслед за этим избежать столкновения с тяжелым мешком, который запросто мог вышибить несущегося всадника из седла или нанести ощутимые ушибы. Рыцари, овладевшие этим искусством, получали заметное преимущество на поле боя.
Адам пригнулся, укрываясь щитом, и направил копье на уровне шеи своего скакуна под наклоном в сорок пять градусов. Затем он натянул поводья, и Лайярд стал пританцовывать влево-вправо передними ногами.
— Хах! — крикнул рыцарь и привстал на стременах. Лайярд стрелой понесся вдоль по дорожке ристалища, выбивая копытами клубы пыли. Солнечные блики стремительно перебегали со звеньев удил на железные стремена и ярко-рыжую шкуру гнедого. Тот двигался свободно, не прилагая никаких усилий, земля быстро уносилась под ногами коня, и каждый удар копыт, будто молотом по голове, выстукивал слово «брат», стремясь вбить это слово так же крепко, как те четыре крупных гвоздя, которыми был обозначен центр щита из липовых досок. И этот щит приближался с неумолимой быстротой, угрожая сбросить несущегося вскачь человека.