Голод на Дону стал причиной писем писателя М. И. Шолохова И. В. Сталину в апреле — мае 1933 года. В них он откровенно рассказал не только об отчаянном положении своих земляков, но и произволе, к которому прибегали местные партийные работники в ходе реквизиции продовольствия. Он упоминал действия множества партийных работников, которые прибегали к вопиющим беззакониям, жестоким пыткам и угрозам расстрелов, чтобы вынудить крестьян сдать остатки зерна.

Бесчеловечная жестокость, многочисленные проявления которой приводил Шолохов в своем письме, была типична для значительной части администраторов, которым казалось, что они стоят перед неумолимой дилеммой: либо уморить голодом город, разрушить растущую индустрию, обезоружить армию и обессилить страну перед лицом неминуемой военной угрозы, либо пожертвовать материальным благополучием, здоровьем и даже жизнью крестьян, которые представлялись администраторам предельно жадными, корыстолюбивыми и темными дикарями. Ко всему прочему, администраторы прошли школу Гражданской войны, а потому не знали и не умели действовать иначе как методами угроз и насилия.

На письмо Шолохова от 4 апреля 1933 года Сталин 16 апреля ответил коротко телеграммой: «Ваше письмо получил пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру. Сталин».

Вскоре Шолохов направил второе письмо Сталину, в котором вновь говорил о тяжелом положении деревенского населения Верхне-Донского района. В своем ответе телеграммой от 22 апреля Сталин писал: «Ваше второе письмо только что получил. Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов. Всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов. Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени. Сталин».

В посланном затем письме Сталин поблагодарил Шолохова за то, что письма писателя «вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма». Он сообщал, что «для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому — очень прошу Вас — оказать помощь». В1933 году М. Ф. Шкирятов был секретарем Партийной коллегии ЦКК ВКП(б) и членом коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР.

В то же время в последующих строках письма Шолохову Сталин утверждал, что колхозники умышленно саботировали хлебные поставки. Так Сталин выражал традиционное недоверие к крестьянству, сложившееся в партии городского пролетариата. Совершенно очевидно, что шокирующие свидетельства о злодеяниях, которые представил Шолохов, Сталин сопоставлял со сведениями, которые он получал из своих обычных источников информации. Скорее всего его информаторы уверяли Сталина в том, что крестьяне, в том числе и объединенные в колхозы, ставя свои корыстные интересы превыше всего, занимаются саботажем. Нетрудно предположить, что подобные оценки разделяли многие партийные руководители, отвечавшие за хлебозаготовки по всей стране, а также многочисленные городские партийцы и члены «рабочих бригад», откомандированные в советские села и деревни. Вероятно немало среди них было и тех, кто прибегал к методам, описанным Шолоховым, либо смотрел сквозь пальцы, когда подобные методы применялись.

Из письма Шолохова ясно, что люди, которые совершали дикие злодеяния во время хлебозаготовок, были заранее уверены в свой безнаказанности, так как им в прошлом сходили с рук подобные действия. Крестьян же обвиняли в срыве планов хлебопоставок. Докладывая И. В. Сталину в начале декабря 1932 года о ходе хлебозаготовок на Украине, первый секретарь КП(б) Украины С. В. Косиор писал: «За ноябрь и 5 дней декабря арестовано по линии ГПУ 1230 человек — председателей, членов правлений, счетоводов. Кроме того, арестовано бригадиров — 140, завхозов-весовщиков — 265, других работников колхозов — 195». Косиор также сообщал о том, что «вскрыты и переданы в суд 206 групповых дел кулацких и антисоветских элементов».

В то же время сведения о голоде, поступавшие в это время из многих регионов страны, сильно преуменьшались. Об этом свидетельствует справка ГПУ УССР от 12 марта 1933 года. В то время как Шолохов сообщал, что в одном Верхне-Донском районе голодает 49 ООО человек, руководство структуры, отвечавшей за безопасность большой республики, сообщало Сталину, что «продовольственные трудности зафиксированы в 738 населенных пунктах 139 районов (из 400 по УССР), где голодало 11 067 семей. Умерших зарегистрировано 2487 человек».

Создается впечатление, что подавляющее большинство государственных служащих, знавших о голоде, предпочитали молчать или скрывать правду. Часто ссылаются на то, что, мол, за подобные выступления люди могли пострадать. Известно, что в 1932–1933 годах для того, чтобы член партии подвергся суровым репрессиям, он должен был стать членом подпольной организации, и аресты по политическим мотивам среди коммунистов были исключительным явлением. Скорее всего многие руководители, государственные и партийные служащие на различных уровнях прежде всего думали о том, как скажутся на их продвижении по службе их инициативы в деле спасения крестьян от голода.

Срыв выполнения повышенных обязательств и плановых заданий, а особенно кризис сельскохозяйственного производства стали предметом острой критики со стороны части членов партии. Р. Медведев не без оснований писал о росте бунтарских настроений среди молодых членов партии, и он утверждает, что в этой среде появлялись небольшие кружки. Правда, «в большинстве случаев дело ограничивалось встречами и разговорами в домашнем кругу и на вечеринках». Непременным объектом острой критики был Сталин. Описывая эти фрондерские настроения, поэт О. Мандельштам писал: «А где хватит на полразговорца, там припомнят кремлевского горца». Однако, по словам Р. Медведева, порой «происходили и публичные манифестации с разбрасыванием листовок».

Более основательно атаковали Сталина те, кто пострадал в ходе борьбы против различных «уклонов». Так, в «Платформе „Союза марксистов-ленинцев“», подготовленной под руководством бывшего первого секретаря Краснопресненского райкома Москвы и исключенного из партии М. Н. Рютина весной-летом 1932 года, утверждалось, что «вместо выполнения плана — фразы о выполнении плана», что страна в середине 1932 года находилась в состоянии глубокого кризиса: «Страна обнищавшая, ограбленная, разоренная, нагая и голодная, с подорванной в корне производительной, покупательной и платежной способностью, потерявшая веру в дело социализма, терроризированная, озлобленная, представляющая сплошной пороховой погреб, — все дальше и дальше загоняется в тупик… Таково сталинское руководство!»