Волков, напротив, нашел предложенную тему забавной. Дать человеку точную оценку, мигом приметить все его недостатки, поставить диагноз его натуре – что могло быть более занятным? Человек не только с анатомической, но и с философской точки зрения, по мнению Андрея Александровича, – самое прелюбопытное существо из тех, над коими потрудился Создатель. Его страсть препарировать не только людские тела, но и души заставила его подсесть к гостю и охотно приступить к делу:

– Вон тот толстый господин – единственный среди нас человек, который занят делом. Сухоносов. У него своя литейная и кузня. Рядом с ним – Курихин. Отставной офицер, наш ветеран. Прошел почти всю Северную кампанию, контужен.

– Причем безнадежно! – не преминула добавить вдова.

– Ну а это семейство Полыхаевых, – продолжил Волков, снисходительно улыбнувшись едкому замечанию, – переехало годков семь назад из столицы, разорились, теперь скромно проживают в маленьком доме. Благо, крестьяне их кормят. Пасынка нашей хозяйки вы, надеюсь, «оценить» успели. А про себя я вам уже рассказывал.

Самойлов повернулся к Марии Карловне:

– Ну а вы?

– Я?.. Я скучаю здесь и воспитываю сына моего покойного мужа.

– Доктор! – раздался голос Курихина. Он уже тасовал колоду, а надлежащей компании все не было. – Ну где же вы?

Андрей Александрович поклонился и галантно произнес:

– К сожалению, вынужден вас покинуть.

Вдова молча кивнула в знак согласия. Волков оставил ее наедине с Самойловым, а сам направился составить партию нетерпеливому офицеру.

– Ну, вот… – продолжила хозяйка, проводив его взглядом. – О нашей компании вы, пожалуй, все уже успели узнать, а вот я о вас пока только строю догадки.

– И?..

Она глянула на раненую руку:

– Судя по всему, вы служили в армии и были ранены.

– Вы ясновидящая?

– В этой глуши, – вздохнула Мария Карловна, – станешь не только ясновидящей. Вы надолго к нам?

– Думаю, на неделю.

Вдова отпила из бокала и, взглянув из-под своих бархатных ресниц, улыбнулась:

– О как ненадолго. Знаете что, а приезжайте-ка ко мне завтра! Расскажете мне про двор.

Иван удивился столь откровенному предложению, но, списав его на простоту местных нравов, ответил:

– К вашим услугам, сударыня.

– Ну вот и славно, – Мария Карловна покинула кресло. Самойлов встал, поклонился в ответ на ее неглубокий книксен и остался в задумчивости один у жаркого камина. Как-то не вязалась вся эта провинциальная идиллия со страшными событиями вчерашнего дня…

По дороге домой настроенный употребленным горячительным на лирический лад доктор продолжил свои откровения:

– Ах, Иван Михалыч, Иван Михалыч! – так к Ивану еще никто не обращался. При сих словах он почувствовал себя крепким помещиком, чуть ли не главой почтенного семейства, окруженным бесконечными мамками, няньками, детьми и непрестанной заботой супруги. Но вдруг совсем иной ветер – ветер дальних странствий и опасных приключений, подул на него. – Если б вы знали, как мне не хватает моря! – произнес доктор, глядя в окно на слишком однообразный для его страстной натуры пейзаж.

– Так в чем же дело? – Иван готов был разделить морскую тоску. Мирная жизнь уездного обывателя и его пылкому сердцу была скучна. Не хотел бы он стать Иван Михалычем и найти тихую смерть в теплой кровати среди домочадцев. Вой ветра, скрип мачт, неизведанные просторы, морские баталии – обо всем том грезил он с детства. А потому и поддержал собеседника горячо: – Возвращайтесь, нынче с вашими-то талантами.

– Вы плавали когда-нибудь на судах по северным морям? – видя участие юноши, спросил Андрей Александрович.

– Не довелось! – с досадой откликнулся Иван.

– Вот, признаюсь вам, страшно! – в глазах Волкова блеснул азарт. – Чуть что – корабль ко дну, а в ледяной воде вам не более трех минут отведено. – он замолчал. Видно было, что мыслями этот человек сейчас слитком далеко от Ивана. Но карета остановилась, и это вернуло его к реалиям бытия. Андрей Александрович вновь взглянул в окно и молвил: – Ну вот, кажется, мы и приехали.

Действительно, карета въехала во двор усадьбы Самойлова. Казалось, день, полный треволнений и новых встреч, остался позади, но не тут-то было. Навстречу выбежали дворовые. На Пелагее лица не было, она грохнулась на колени и запричитала:

– Ой, барин, беда, барин!

Иван выскочил из кареты:

– Что еще стряслось?

Пелагея заголосила пуще прежнего:

– Опять девки пропали. Глашка, осьмнадцати лет, и младшая!