Иван тоже долго не размышлял, рванул створку окна и очутился на балконе. Ждать не пришлось: вот на лужайке появилась фигура в знакомом плаще, к которой приближалась, мягко шурша фалдами по траве, другая – в точно таком же одеянии. Собеседники перебросились парой фраз и разошлись. Ни лица Матвеева собеседника, ни слов различить было невозможно. Иван решил действовать быстро. Он ловко перемахнул через ограду балкона и спрыгнул на землю. Тут-то его и настиг увесистый кулак секретаря, завязалась борьба, однако Самойлов и опомниться не успел, как лежал на сырой траве, а Матвея и след простыл. Скрылся в туманной дымке и второй незнакомец.

Утро ознаменовалось, как и всегда в деревне, петушиными песнями. Федосья Васильевна разбила первое куриное яйцо за завтраком, поверенный последовал ее примеру. Наконец к столу вышли и младшие Соловьевы, сначала братья Глеб и Павлуша, потом и сестрица Полина показалась. Не было только Самойлова и Матвея.

– Видимо, надо послать за экспедитором, – обратилась барышня к старшему из братьев.

Тот согласно кивнул и сделал мрачный вывод:

– Опоздания на завтрак становятся в этом доме зловещим предзнаменованием.

Поверенный оглянулся на остряка и нервно перекрестился. Но тут Самойлов сам возник на пороге столовой, опровергая самые мрачные предчувствия и знамения. Федосья Васильевна откинулась на спинку стула и облегченно вздохнула:

– Слава богу, голубчик, а то мы уж грешным делом думали…

– Что? Вы нашли бумагу? – прервал ее Глеб.

Именно это интересовало его, а вовсе не самочувствие экспедитора. Самойлов занял место за столом и придвинул к себе чашку.

– Всему свое время, – ответил он всем, кто ждал от него решения своих сомнений.

Семейство переглянулось. Мизансцену нарушил запыхавшийся Егорка. Он вошел в столовую и что-то зашептал на ухо Самойлову. Тот, видимо, остался доволен услышанным, а потому приступил к делу:

– Ну что ж, господа, теперь я обо всем могу рассказать.

– Ну и слава богу, давно пора, – всплеснула руками Федосья Васильевна.

– Собственно к пропаже завещания можно было отнестись не так серьезно, – начал Иван, чтобы более не томить почтенное семейство, и без того порядком измученное почти недельным ожиданием, – если бы это не отягощалось преступлением.

– Преступлением? – не поверила своим ушам старуха.

– Да погодите вы, тетушка! – воскликнул Глеб. – Каким преступлением?

– В этом доме произошло два убийства, – Самойлов оглядел собравшихся.

Старуха и братья, пораженные, смотрели на него, а он продолжил:

– Произошло бы и третье, да бог миловал!.. Но обо всем по порядку. Иван Петрович умер в среду, а во вторник у вас в доме произошла крупная ссора. Не так ли, Полина Ивановна?

Девушка хранила молчание, а Иван достал из-за пазухи бумагу и положил ее на стол. Все оживленно переглянулись.

– Ключ к разгадке вот в этом завещании! Дело в том, что Иван Петрович, прознав о вашем тайном венчании с господином секретарем, был очень расстроен и отказал вам в наследстве. Об этом прописано здесь, – он ткнул пальцем в свернутый листок.

– Как это?.. – всполошилась старуха. – Полиночка, это правда?

Племянница, ни слова не говоря ни в оправдание свое, ни в защиту, встала и решительно направилась к двери.

– Егор! – крикнул Самойлов.

Егорка преградил барышне путь, и той ничего не оставалось, как в бессилье опуститься на диван у окна. Иван между тем продолжил:

– Именно поэтому он послал за вами, – взглянул он на поверенного. Тот с пониманием согласно закивал, – и в тот же день заменил ранее написанный документ на этот. Знаете, сначала я подумал, что родитель Полины Ивановны умер от удара. Но позднее понял, что смерть его имеет те же симптомы, что и смерть вашего батюшки, – Самойлов посмотрел на Глеба. – И вообще все это очень похоже на отравление.

– Отравление?! – вскрикнула тетушка.

Она поспешно отодвинула от себя чашку и с подозрением уставилась на любимый бисквит.

– Потом кто-то решил избавиться и от меня. Когда вы вышли из часовни и направились в дом, я решил осмотреть ваш фамильный склеп.

– Ну и как вам? Понравилось? – улыбнулась Федосья Васильевна.

– Да, уютно, – ответил улыбкой Самойлов.

– Да полноте, тетушка, – проворчал Глеб.

Самойлов поднялся и принялся расхаживать по

столовой, каждый удар его сапог о дубовый паркет эхом отзывался под сводами просторной залы, впрочем, как и каждое его слово:

– После того как меня закрыли в вашем родовом склепе, у меня было достаточно времени осмотреть тела усопших. В обоих случаях перед смертью имелись сильные конвульсии. Руки были искажены судорогами. Как сказал лекарь, судороги – это признак отравления. И ваш батюшка, – обратился он к братьям Соловьевым, – и родитель Полины Ивановны были отравлены ядом, подмешанным в свечной воск.