Шрифт:
Стеннес отнюдь не запутался в сетях советской разведки. Но он осторожно, через посредника, давал понять, как следовало из сообщения Тищенко, что сам был бы не прочь прибиться к нашему берегу. К донесению из Китая в Центре отнеслись с особым вниманием. Начальник разведки Павел Фитин дал указание поднять дела по Германии и составить справку на Стеннеса. Выполнить задачу, вероятно, было несложно: разведка, оказывается, долго присматривалась к Стеннесу как к одному из возможных лидеров антигитлеровской оппозиции. Я не видел ту справку, но теперь это, пожалуй, неважно. Я не без оснований осмелился предположить, что моя газета получила куда более богатый материал о Сгеннесе, о том, кем и (что особенно важно) каким был этот человек. Я надеялся, что разведчиков мое заявление не обидит. В противном случае не стоило бы и браться за перо.
Делить Стеннеса нам незачем. И я не могу не пересказать фрагменты ключевого для нашей истории диалога Тищенко и Стеннеса во время их первой конспиративной встречи. Она состоялась 14 марта 1939 года на квартире у немца. Первые фразы — светский разговор о политической погоде, зондаж. Почувствовав взаимопонимание, Стеннес стал более конкретен.
—Я считаю своим долгом предупредить вас, что Германия активно готовится к войне против СССР. Моя информация основывается на достоверных источниках.
— Что вас побуждает к подобной откровенности? Вы понимаете, что я должен задать этот вопрос? — сказал Тищенко и, выслушав собеседника, подытожил:
— Я понял: цель вашей жизни — уничтожить режим Гитлера.
— Но не только это. Когда Гитлер будет низвергнут, необходимо, учитывая особенности нынешней международной обстановки, заключить союз, какое-то соглашение между Германией, СССР и Китаем. Этот альянс станет базой их успешного экономического развития, без каких-либо территориальных притязаний с чьей бы то ни было стороны.
Стеннес еще долго делился своими планами на случай развязывания Гитлером новой мировой войны. Тищенко находил в них немало здравого смысла. Но особый интерес у него вызвало последовавшее вслед за этим открытое предложение сотрудничества.
— В мои обязанности советника Чан Кайши входит также руководство его разведкой, — сказал Стеннес. — Я обмениваюсь здесь информацией с представителями разведок США, Англии и Франции. Я мог бы на «джентльменской» основе делиться ею и с Советским Союзом, но не раскрывая моих источников. Мой опыт подсказывает, что так будет наиболее безопасно для всех.
— Нам нужны союзники в борьбе против Гитлера, и в вашем лице мы видим единомышленника и друга. Что же вы хотите взамен? У нас деловой разговор, и мой вопрос, надеюсь, не выглядит неуместным.
— За все, что я буду вам передавать, я прошу только одного: помочь мне проехать в Европу через СССР, когда для этого наступит время.
Понятно было, что Стеннес кое-что не договорил, рассчитывая на сообразительность партнера. Но в Москве после тщательного анализа сочли его предложение искренним. На Лубянке завели личное дело особой секретности, закодировав его как Друг.
.. .Если б наша разведка выбрала для Стеннеса его самый первый «псевдоним», это, право, была бы не меньшая головоломка для противника. В начале Первой мировой войны Стеннес заработал кличку Мэри, чем был обязан добродушным окопным зубоскалам. Собственно, в молоденьком лейтенанте не было ничего женоподобного, если не считать женского имени в ряду прочих, мужских. Кстати, Мария — нормальное, обычное второе или третье имя для мальчика, родившегося в католической семье, где неизменно царит культ Пресвятой Девы. Но за это имя Стеннеса постоянно дергали, как девочку за косичку. Страсть лейтенанта к трофеям стала новой мишенью для острот. Стеннесу всегда было важно собственноручно убедиться в надежности и удобстве оружия и снаряжения британских «томми». В итоге Мария «стала» Мэри. А еще его называли Лейтенант Аист — за долговязость и худобу. Но эти ярлыки приклеились к нему ненадолго.
В одном из боев Стеннес получил ранение в ногу. Приказав денщику оставаться на передовой, он сам дополз до лазарета. И уже на следующий день — и все последующие недели, пока не зажила рана, — он по-стариковски ковылял с палочкой от полевого госпиталя до своего окопа. С тех пор сослуживцы называли его не иначе как Старик. И в этом уже не слышалось ни капли иронии, равно как и панибратства. В конце концов, девятнадцатилетний Старик уже десять лет не снимал военной формы, впервые примерив ее еще мальчиком в Королевском прусском кадетском корпусе.
Тут как-то в популярной газете автор отрапортовал: Стеннес — «отпрыск известного германского аристократического рода». Насколько это соответствует действительности, можно судить хотя бы по тому, что у рода Стеннесов не было даже фамильного герба. Л в аристократических кругах, знаете ли, положение обязывает. Никакой «голубой крови», никаких дворянских «фон» и «цу» в фамилиях ни по отцовской, ни по материнской линии. Отец Вальтера был чиновником, как бы сказали у нас, районного масштаба. Однако в роду Стеннесов можно отыскать не только чиновников, но и бравых вояк. Отсюда известность семьи в офицерских кругах и вполне логичное зачисление мальчика в кадетский корпус. Вот там из него и делали аристократа. Учили не только военному делу, но и, к примеру, тому, как правильно надевать перчатки, как входить в ресторан, а танцы преподавал знаменитый балетмейстер Берлинской оперы. Все это, правда, не очень пригодилось Стеннесу в окопах. Но воспоминания о тех годах остались самыми теплыми.