– Ладно, ладно, Аркадий, не обижайся, друг мой старинный, извини уж, - поспешил перебить его покаянной тирадой полковник. – Давно не виделись. О многом заранее предупредить не мог. Сам знаешь, эти дела особой важности, доклад о них запиской к вам в Кремль не пошлешь.

Аркадий глубоко затянулся папироской, подумал, возникла пауза. Видимо, оправдания полковника были исчерпывающими.

– Ладно так ладно, - принял Аркадий. – Но с тебя, Лев, должок будет.

– Какой?! – удивился Лев Константинович.

– Так я ж тут, как мог, оцепил территорию для вашей посадки. Проверил, чтоб путейцев невзначай сюда не занесло… да и прочую сволочь. Так и полагал, что к ночи вернетесь.

– Ну, спасибо, Аркадий, не ожидал, - покачал головой полковник, и особой радости в его благодарных словах не слышалось. – У меня секретный запас отличной мадеры еще не иссяк…

Тут пресловутый Аркадий, наконец, обратил внимание на Кита. Он, конечно, отлично видел его во время разговора с полковником и даже профессионально разглядел всего… И, похоже, ждал, что полковник с этого и начнет, с Кита то есть. Но не дождался. Наверно, именно поэтому заговорил о нем сам с некоторым небрежением, если не сказать – презрением:

– А что это за внучка ты за собой тянешь?

– Да вот сын генерала… Уберечь нужно, - уверенно, но скупо и уже другим, деловым, тоном сказал Лев Константинович.

Аркадий усмехнулся:

– Пока генеральские сынки будут щеголять в таких белых штиблетиках, мы сатанинское племя не одолеем.

Долбанные кроссовки! Надо было надеть сапоги, как Жорж велел, а то и грязи вокруг никакой нет, чтобы замазать, – зима настоящая в январской Москве восемнадцатого года, а не как в XXI веке, в эпоху глобального потепления и дикого трафика!

– А не тот ли это уникум, о котором ты мне проговорился год назад, за мадерой? – не дожидаясь поддержки своего грустного заявления, вопросил Аркадий.

Полным тормозом надо было быть, чтобы не понять, что он обо всем давно догадался или даже знал заранее из каких-то тайных донесений. Потому и оцеплением озаботился.

– Тот самый, - не замявшись, тем же деловым тоном, даже подпустив в него командирскую нотку, признал полковник: - Потому-то и надо уберечь, как зеницу ока.

– Ну, если от него толку столько же, сколько от этого князька с его летающим броненосцем… - снова как-то странно, чересчур критически усмехнулся Аркадий.

Полковник прямо содрогнулся:

– Ты и о нем знаешь?! Что, уже проследил, куда отвезли и где содержат?!

– Ты меня всегда недооценивал, Лёвушка, - еще более кислотно, хоть и приторно дружески усмехнулся Аркадий. – Это потому что ассессорский сынок я, а не генеральский, как ты… и вот как твой этот протеже, - указал он на Кита двумя пальцами, зажавшими дымящую пролетарскую папироску. – И ногти у меня были всегда грязные, не мог я с чистыми и лакированными, как у тебя, по Хитровке лазать. Прирезали бы… А ты нос воротил, когда я к тебе да с докладом.

Видно было, как он сильно обижен на полковника за тайные его, невероятные дела, о которых успел прознать, но – все еще слишком, слишком уж мало о них знал.

– Довольно тебе, Аркадий, - отмахнулся полковник. – У тебя ум был всегда проворнее моего и глаз острее… Потому-то я и сидел пнём в отделении.

– И на тебе, как на пне, чины и ордена, точно грибы, гурьбой росли, - не выдержал, брякнул, наконец, то, что давно в душе давил этот мутный Аркадий, судя по всему бывший легавый под прикрытием.

– Нашел самое время чинами и орденами биться! – вдруг резким и непререкаемым тоном начальника, отчитывающего своего подчиненного, прямо-таки рявкнул Лев Константинович.

Аркадий посмотрел на него, переменился в складках лица и улыбнулся – уже примирительно:

– Ладно, Лев, не ярись тоже, - шмыгнув носом, сказал он и бросил дотлевший окурок. – Мне ведь поболе надо знать, чтобы всюду увернуться. Кремль не Хитровка, и большевички – не шакалы, а крепкие волчары, нюх у них посильнее, чем у иных хитровских… Пошли. Карета подана.

И он сразу – похоже только, чтобы больше пока не смотреть в глаза полковника, - двинулся прямо на солдата с лампой. Тот развернулся и пошел в проход между сараями.

Проход был узким – пришлось идти гуськом. Кит шел замыкающим – и ему приходило в голову удрать: очень ему не понравился этот Аркадий. И только сейчас до него вдруг дошло, что он и есть тот «верный человек в самом сердце у большевиков», которым в «Петровне» хвалился полковник…

Но куда удерешь? Где он, спасительный граммофон времени?