— Что он несет?! — схватился за голову Леха, но было поздно. А впрочем… Толпа на другом берегу замерла при виде вооруженных раздольников. Прозвучавший невесть откуда голос и вовсе привел их в состояние благоговейного трепета. Когда же чешуйчатый явился во всей красе, беженцы окончательно позабыли о сопротивлении.

— Тем же, кто пришел сюда, как друг, — продолжал драконид, — здесь всегда рады. Так кто же вы, решайте раз и навсегда, ибо Ноллан слышит всякое слово, и кара отступнику ужаснет каждого.

— Марат! — не выдержал Лешага. — Заканчивай болтать! Анальгин, наладь перевоз, пусть идут греться к кострам!

Человек в некогда зеленой форме, побелевшей от многочисленных стирок, нелепо поднимая ноги и вытягивая носок, подошел к Лешаге, остановился за два шага до него и, приложив ладонь к виску, отрапортовал:

— Товарищ Светлый рыцарь, взвод аэродромной охраны, сопровождающий беженцев из Павловбунка, прибыл в ваше распоряжение. Командир взвода лейтенант Нуралиев.

Лешага молча глядел на лейтенанта. Рядом с бывшим стражем тот казался слишком хрупким, но держался браво и, судя по нескольким цветным нашивкам на груди, что-то умел. Леха слышал, что такие ленточки в прежние времена обозначали какую-то военную подготовку. Он мало что понял из бодрой речи командира взвода, пожалуй, лишь то, что, благодаря красноречию ученика, хлопот у него заметно прибавится. Воин обвел глазами толпу беженцев, взиравших на него с надеждой, словно любимцу Ноллана стоило взмахнуть рукой, и все проблемы расточатся сами собой. Враг добровольно утопится в Серой Воде, на месте Гиблых Плешей расцветут сады, и звездная эскадра с Луны примчится на Землю, неся планете высокие знания, неисчерпаемую энергию и всяческое благополучие.

Лейтенант так и стоял, приложив руку к голове, молча ждал от Лешаги каких-то слов.

— Хорошо, что прибыл, — глядя на широкоскулое лицо молодого командира, бросил Светлый рыцарь. — Там Лилия у костров, в общем, располагайтесь. Продовольствие есть?

— Так точно. Еще на три дня.

Леха кивнул. Этот парень в застиранной одежде и помятом кепи ему определенно нравился. Может быть, краткостью и четкостью фраз, может, прямым бесстрашным взглядом. Может, тем, что, невзирая на усталость, держится молодцом. Если убрать все эти нелепые вышагивания, славный боец получится.

— Пошли, — Леха указал на холм, — расскажешь.

— Есть! — выпалил Нуралиев.

Лешага удивленно поглядел на лейтенанта.

— Чего кричишь? Дадут всем есть.

Лейтенант озадаченно уставился на нового командира, потом вдруг захохотал, сложившись пополам, хлопая себя по коленям.

— Ты чего? — ученик Старого Бирюка потряс странного парня. — Перегрелся, что ли?

— Нет, я в порядке. «Есть» — по уставу отвечают, услышав приказ. Я услышал приказ — идти на холм. И ответил — «есть».

— Глуповато получается, — хмыкнул воин. — Если надо идти, зачем есть? Если надо стрелять, зачем есть?

— Так записано в уставе, а всем известно: «воюй по уставу, завоюешь честь и славу».

— Ну да, я вижу, — усмехнулся Лешага, вспоминая, что в бунке у Сохатого ему уже попадался на глаза этот девиз.

— Мы храбро сражались! — вспыхнул лейтенант. — Мы держались три дня. Нас в полку было всего триста двадцать человек, а тех — многие тысячи. Когда патроны и гранаты подошли к концу, полковник Ракитин приказал мне и лейтенанту Бекбулатову уводить людей. Что стало со второй группой — мне неизвестно. Когда мы отступали через тоннели подземного трубопровода, бой уже кипел в бунке, — парень опустил голову. — Надеюсь, все погибли.

— Что так?

— Эти сволочи жгут людей живьем. Всех, кто отказывается служить им, ждет мучительная смерть. Я видел, как выродки казнили нашего зампотеха, капитана Миллера, — Нуралиев передернулся, — поймали его у реки, когда тот с тремя бойцами пытался наладить работу электростанции. Вот это было страшно, — лицо паренька исказила гримаса омерзения. — Если вы намерены сражаться с ними, принимайте под свое командование меня и моих солдат. Мы будем биться до последней капли крови. Если нет, одна просьба — уведите гражданских подальше. Мы примем бой сами.

Лешага разглядел капельки слез в уголках глаз лейтенанта. Это не было проявлением слабости. Слезы ярости, выжигавшие нутро, рвались сейчас наружу. И верно, ничего больше не хотел стоящий перед ним парень, как вновь оказаться в гуще боя и чувствовать, как дергается в руках горячий ствол автомата. Увидеть, как падают, становясь неживыми, те, кто еще мгновение назад нес смерть беззащитным людям.

— Сколько у тебя бойцов, лейтенант?

— Двадцать два. Со мной — двадцать три. У всех автоматическое оружие и двойной боекомплект.