Рябинин едва не пошутил — хобботист. Стоило, потому что вопросов о краже к директору больше не было. Их не было к продавщицам, кассирам и сторожу-те ничего не знали. Не было вопросов к экспертам, которых бесполезно спрашивать, не добыв материала для исследований. Не было вопросов и к свидетелям, потому что не было самих свидетелей. Вопросы были только к преступнику, но вот он-то и отсутствовал. Да и к преступнику имелось всего три вопроса: как украл, зачем украл и где украденное? Впрочем, два вопроса — как украл и зачем — известны. Вернее, один вопрос, потому что зачем воруют, Рябинин знал.

— В Новгороде были? — спросил Рябинин (он сам провёл там неделю).

— А как же! — воспрял Герман Степанович, ступив на любимую стезю. — Древнейший город!

— Что скажете о новгородской Софии?

— Великолепно!

Когда Рябинин к ней шёл, то вдруг понял, что сейчас в воздухе, высоко над головой, что-то произойдёт, и там произошло — полыхнул солнцем купол, поднятый строгими бедными стенами к богу, но так поднятый, чтобы радовался этому человек.

— Юрьев монастырь видели? — интересовался Рябинин.

— Видел.

— Георгиевский собор в нём помните?

— Помню.

Правда, Рябинину больше понравились деревянные церквушки, что были свезены к стенам Юрьева монастыря: маленькие, резные, изящные, стояли они посреди сосен и трав, как прянички. И запах дерева в них был такой щемяще-смолистый, что почему-то наплывало детство, слегка затуманивая глаза.

— А как вам Спас Преображения на Ильине улице?

— Понравился… Там фрески Феофана Грека!

Церковь стояла на такой тихой улице, что простые травы и цветы касались своими стеблями её многовековой каменной кладки.

— А помните?…

— А в ресторане «Детинец» были? — перебил Герман Степанович.

— Был.

Перед рестораном продавали прославленную медовуху, которую стоило попробовать, коли приехал в Новгород. Рябинин выпил натощак стакан жёлтой сладковатой жидкости, и уже в душном ресторане услышал в голове невнятный гул.

— Уху по-монастырски брали? — спросил директор.

— Вроде брал.

— А мясо в квасе?

— Не помню.

— А мясо по-новгородски?

— Я ел что-то из горшочка.

— Ну, а борщ боярский, курица по-преображенски, блины «не всё коту масленица», сбитень?

— Вот сбитень пил, — обрадовался Рябинин.

Помнил, что пил душистый горячий напиток, ибо после него в голове пропал тот медовущный гул.

— Я даже фирменное меню на память прихватил, — улыбнулся Герман Степанович, намекая, что это всё-таки кражонка.

— Я ничего не прихватил, — суровым тоном согласился Рябинин, что это-таки кражонка, ибо помнил слёзные просьбы официанток не растаскивать меню.

— С вами интересно беседовать, — потускнел директор.

— С вами тоже, — наоборот, улыбнулся Рябинин. — Мы, видимо, ещё встретимся и тогда поговорим подробнее.

— О Новгороде? — серьёзно спросил Герман Степанович.

— Почему ж только о Новгороде?… О том, что вас интересует. О религии, о монастырях… Ну, и о Новгороде.

Когда Герман Степанович ушёл, Рябинин подумал… Вернее, он об этом думал раньше, ещё до его ухода: из универмага украли на тридцать с лишним тысяч, а директор беседует о мясе в квасе и блинах «не всё коту масленица»…

Так мелочь ли, когда мужчина носит пилки для ногтей и закрывается зонтиком от капель дождя?

Из дневника следователя.

Анализирую — уже дома, после ужина, — допрос директора, пытаясь извлечь полезную информацию для дела. И всё думаю: а понимаю ли в полной мере, что такое допрос? Я всегда исходил из логики, которую почитаю за атомы ума. Человек говорит правду или обманывает. Ну, и среднее состояние — полуправда, которая тоже логична. Но следователь, видимо, должен допускать существование нелогичных поступков и нелогичных ответов. По крайней мере, не связанных логикой напрямую.

Вот на допросе директор бурно искал сигареты, а, вытряхнув их, забыл закурить. Нелогично. Впрочем, мог смутиться из-за обронённых религиозных предметов. Тогда всё логично. А разве я сам всегда логичен?

Иду сегодня с работы пешочком. От бара, где обычно толчётся мужичка два-три-четыре, отделяется фигура, лишённая каких-либо индивидуальных признаков, кроме застарелого духа разливных вин, и спрашивает:

— Друг, закурить не найдётся?

— Не, я непьющий.

Петельников оторвал голову от подушки, силясь определить, что звонит — будильник или телефон. Звонил, слава богу, будильник; слава богу потому, что телефонный звонок в шесть утра мог означать только вызов на место происшествия. Но вставать нужно так и так.