Успенский Владимир Дмитриевич
Шрифт:
— Шутишь?
— А похоже?
— Не-е-ет! — Игорь смотрел в глаза Виктора. — Но ведь это же здорово, а? Что они — игрушечные государства. Кто хочет, тот и сшамает. А теперь — тронь попробуй! И раньше одной страной жили. Свои ведь люди-то.
— Важно еще, что граница на запад передвинулась. К самой Восточной Пруссии. В случае войны — знаешь…
— Ну, спасибо за новость, братцы! По такому случаю закурить дайте, что ли!
— А маме не пожалуешься? — съехидничал Сашка. — Младенца портим.
Игорь прикурил неумело, папироса тлела с одного бока.
— И вообще должен тебе заметить: наше время — рай для историков, — сказал Дьяконский. — Что ни день, то событие мирового масштаба.
— Слушайте, ребята, я с тоски умру, — взмолился Фокин. — Как где два человека сойдутся — о политике языки чешут.
— Саша, у тебя сказывается недостаток образования, — холодно заметил Виктор.
— А у тебя избыток. Ты и на гулянке об этом говорить будешь?
— Не знаю. Ни разу не был, не представляю. Что там делать, о чем говорить? А сходить все-таки надо, — вслух размышлял Виктор. Голос его звучал мягко и был очень похож на голос Ольги…
На площадке за околицей, где обычно устраивались вечерки, собрались ребята и девушки. Парней было немного, все зеленая молодежь, лет по шестнадцати-семнадцати. Кто постарше — служили в армии или разъехались по городам.
Ребята сбились в кучу возле четверых, резавшихся в карты. Многие были босиком. Присутствие хорошо одетых горожан, куривших папиросы, смущало их. Они держались отчужденно. С явным любопытством разглядывали Дьяконского: кто-то уже пустил слух, что он сын расстрелянного генерала. Виктор чувствовал себя неловко.
Один Сашка был, как рыба в воде. Уселся на бревно между двумя курносыми толстушками, лущил семечки и натаптывал что-то своей соседке.
Дьяконский нет-нет да и повернется назад, посмотрит, не идет ли Василиса. А она появилась совсем с другой стороны, от пасеки. Шла, обнявшись с подругой.
— Здравствуй, — радостно улыбнулся Виктор.
Девушка прошла мимо, ничего не сказала, только головой кивнула в ответ. Щеки у нее пунцовые, то ли от смущения, то ли от быстрой ходьбы. Остановилась в стороне.
— Что это она? Сердится? — шепотом спросил Виктор.
— Порядок такой. До танцев парни и девушки врозь.
На Василисе — черная широкая юбка в крупную складку. Полотняная кофточка, вышитая красными крестиками по вороту и на рукавах, велика ей и немного пузырится на плечах. Платок надвинут по-бабьи, низко. Под белыми кончиками платка горят на шее мелкие ягодки бус.
— Витька, чего мы тут торчим, — сказал Игорь. — Пойдем в карты резанемся. А то домой двину.
— Погоди, погоди… А я как же?
— Ты с Сашкой.
— Он уже невменяем, не видишь разве…
Минут через десять пришел, наконец, гармонист, маленький паренек с очень серьезным лицом, в огромной зеленой фуражке. Вместе с гармонистом — четверо ребят из Дубков. Выделялся среди них самый старший, широкий в плечах и, видимо, сильный парень в хорошем синем пиджаке. Военные галифе заправлены в сапоги. На голове — густая копна рыжих, почти красных волос, чуб навис над глазами, мешает смотреть. Крупные медные веснушки запятнали лицо.
Проходя мимо Виктора и Игоря, парень усмехнулся, тряхнул волосами.
— Наше вам с кисточкой!
Уверенно, вразвалку двинулся дальше. Глядя в его широкую спину, Игорь пояснил:
— Это Лешка Карасев, тракторист. Рыжим его зовут. Восемь девок, один я — первый парень в округе.
Между тем Карасев одарил конфетами девчат, перед парнями щелкнул портсигаром. Ребята потянулись за папиросами.
— Чегой-то скушно, девушки? — Голос у тракториста громкий, хозяйский. — Али вы тут без музыки приуныли? Дай-ка мне, Митя!
Взял гармонь, пальцы ловко прошлись по ладам. Парни побросали карты, девчата потянулись поближе.
— Эх! — гахнул Лешка и заиграл веселую плясовую.
Маленький Митя будто ждал этого. Сдвинул назад козырьком фуражку, пошел вприсядку, высоко вскидывая колени. А лицо такое серьезное, будто делал важное дело.
Сашка Фомин чертом выскочил в круг, оттеснил паренька. Митя стушевался, отошел с площадки. Гармошка смолкла.
— Ну, чего там? — повернул Сашка взлохмаченную голову.