Свита самая минимальная. Ну, адъютант, секретарь, личный камердинер, несколько офицеров… Однако даже багаж вынести некому! Не говоря уж об экипаже. Пешочком на Крещатик?..

Майоры да полковники взялись было за багаж, но тут подскочил с несколькими помощниками хозяин вокзальных носильщиков:

– Ваше благородие! Позвольте оказать услугу!..

Столыпин кивнул, про себя подумал: «Ну вот есть все же добрая душа и в Киеве!»

Когда такой неподобающей его чину толпой выходили на привокзальную площадь, встретился некий гражданский хлыщ и без всякого официального обращения сообщил:

– Господин губернатор Трепов предлагает вам остановиться в его собственном дворце.

Столыпин опять лишь досадливо кивнул. Трепов так Трепов. Слава богу, не тот, кого он выслал из Петербурга. Их, Треповых, трое. Братья. Этот – генерал-губернатор, царь, бог и воинский начальник всей Малороссии. Интересно, как он будет встречать государя?

Хоть малая обслуга была, но адъютант все понял и вскоре уже тащил с площади лучшего лихача. Славная пара у того оказалась! С ветерком прокатились до Институтской улицы, где был роскошнейший дом генерал-губернатора Трепова. Он самолично встретил премьер-министра.

– С прибытием, Петр Аркадьевич, в град Киев! Как доехали?

– Спасибо, прекрасно. Будем, надеюсь, вместе готовиться к встрече государя?

– Да, да, конечно. Но время еще есть. Мой адъютант укажет вам ваши апартаменты. А как отдохнете с дороги, прошу ко мне на обед. В вашу честь! – с офицерской галантностью приложил он руку к козырьку фуражки.

Ну, это уже лишнее. Не на плацу же.

Обеда обедами, но Столыпина ждали серьезные дела. Он тут же вызвал не успевших уехать в отпуск или уже вернувшихся из отпуска министров. Еще в Петербурге запланировано было провести в Киеве съезд северных и западных земств. Такое соединение имело лукавую подоплеку: уже успевшие понять суть дела северяне должны были преподать урок западным коллегам. Не все же брать на себя премьер-министру!

Он так и сказал прикатившему в Киев Коковцеву:

– Неужто я семижильный? Вот вы… вас в мои преемники метят… скажите по совести – может ли один человек тащить на плечах такую ношу, как Россия?!

Столыпин чувствовал свое раздражение и, поскольку Коковцев ничего не отвечал, постарался смягчить тон:

– Я понимаю, вам неприятно мое подозрение. Но именно вас я меньше всего виню в интригах. Вы да Кривошеин… кто еще со мной?..

Министр финансов не мог дольше отмалчиваться.

– Петр Аркадьевич, спасибо за доверие. Мое положение странное. Если сказать, что я не слышу шепотков за вашей спиной и не вижу экивоков в мою сторону, – значит ничего не сказать. Но хочу ли я лезть в петлю?..

– Знаю, не хотите. Пять-шесть лет назад я тоже не хотел, и что же?.. Вот, живу с петлей на шее! Но сейчас как в известной сказке: мавр сделал свое дело – мавр может уйти. Меня обвиняют ни больше ни меньше, как в организации еврейских погромов.

– …А между тем… на это земское совещание вы пригласили евреев со всех западных губерний. Прекрасно зная, что…

– …что государь категорически против такого братания.

Что он мог добавить? При всех доверительных отношениях министр финансов все-таки его подчиненный.

Ему сейчас очень не хватало своих полковников. Один из них был уже в звании убиенного, другой в звании генерала. Та же история: кому-то хочется поссорить Герасимова со Столыпиным; вина ли последнего, что генеральские погоны полковник получил из рук царя? Председатель Совета Министров не вправе это делать…

От Коковцева Столыпин шел в своем генеральском вицмундире как простой прохожий. Сам он остановился в доме генерал-губернатора Трепова, на Институтской улице, а Коковцеву пришлось довольствоваться домом конторы Государственного банка. Министр внутренних дел не мог распорядиться здешними порядками. Мало того что с вокзала ехал на извозчике, так и сейчас никто не выделил ему личного экипажа. Не везти же было министерскую машину поездом до Киева? Вот так, пешком из губернаторского дома до банка и обратно. Впрочем, земское совещание было назначено в канцелярии губернского правления; здесь он мог кому-то что-то приказать. Следовало бы по приезде и государя пригласить на это очень нужное совещание, но не в захудалый же губернский зальчик?

Он и так взял на себя слишком много: открывая земское совещание, сказал:

– Его императорское величество поручил мне от его имени поздравить уважаемых делегатов с этим очень важным совещанием.

Разумеется, никакого поручения и никакого права на это не было дано…

Коковцев после, когда остались одни, покачал головой:

– Петр Аркадьевич, вы смелый человек!

Кривошеин позже добавил:

– Вы забыли, Петр Аркадьевич, про Министерство двора Его Величества? Такие поручения исходят только из канцелярии…

– Не забыл, Александр Васильевич. Но что было делать?..

Приезд Столыпина в Киев носил вообще какой-то насмешливый характер… И самого-то его на встречу царского поезда не приглашали. Естественно было обоим доверенным министрам сказать:

– Други мои, я чувствую себя, как татарин вместо гостя…

Вот так, пешком, через весь город к вокзалу.

Не говоря уже о машине, хоть бы лошадку дали.

Как бы в насмешку из-за поворота новенький «Мерседес» вынырнул. По теплой погоде открытое ландо. Столыпин глазам своим не поверил: на заднем сиденье, почти в обнимку, фрейлина Вырубова… и Гришка Распутин! Ну, чем не премьер-министр? Столыпин не любил мата, но тут не удержался:

– Да я ж его… в Сибирь выслал?!

Гришка скосил глаз в сторону пешей министерской троицы. Такая встреча, видимо, не входила в его планы; все-таки перед ним были три министра, а спаситель-папашка из Петербурга еще не успел приехать. Бог знает что могут выкинуть!

Впрочем, нагнавший его автомобиль полковника Кулябко внес доброе успокоение в душу. Полковник раскланялся с обеспокоенным «старцем» и уж только после того с фрейлиной Вырубовой.

Кажется, это было охранное сопровождение.

Вечеринка была в полном разгаре.

Началась она бог знает с чего – с арбуза! На Бибиковском бульваре, где стоял роскошный дом Богровых. Смышленные хохлы устроили развал «гарбузенек». Знали: народ тут живет небедный. Мало что евреи – зато какие! Денежки в карманах водились. А кто-то еще и слух подпустил, что «гарбузенька» обеляет личико. Если не скупиться, вполне можно перекраситься под хохла. Какого еврея не потянет на это «обеление»? Кати пудовое колесо прямо к воротам дома! По своей, разумеется, стороне бульвара. Кому-кому, а уж выпускнику университета Святого Владимира – да таких тонкостей не знать! Хоть своим прямым делом Дмитрий Богров не занимался, но числился помощником присяжного поверенного. Послужной список должен быть безупречен. Друг детства Абраша Лейбман так и не вписал в свои бумаги приличную фамиль, потому и прозябал в сапожниках. На Бибиковском бульваре были те еще порядки! Евреям разрешалось жить только на одной стороне бульвара. Незадачливый сапожник, которому не удалось поступить даже в гимназию, хотя оценки на экзаменах были лучше, чем у Дмитрия, так и остался Абрамом Лейбманом. Чем-то вроде посыльного у богатенького друга. Первый же встречный городовой прогнал бы его на «черную» сторону бульвара, но ведь шел-то он с другом, на которого те посматривали с уважением. Ему очень хотелось вкусить арбуза, да на какие шиши? Добро, что друг догадался:

– Покатим?..

Остановившийся у арбузного развала молодой человек при фраке и моднейшей петербургской шляпе сразу привлек всеобщее внимание. На все голоса понеслось:

– Пане добродею, ко мне!

– Ко мни швыдче!..

– Шановны господарь, не проходите мимо!..

Он и не пошел.

– Абраша, выбирай.

Тот и выбрал… этак пудика на полтора! Но как его тащить? Хотя ворота дома – вот они, рядом.

– Кати, – расплачиваясь, велел Дмитрий дружку.

Абраша, так и не снявший сапожного фартука, на карачках катил несусветной величины арбуз, а рядом шел господин во фраке и с тросточкой. Время от времени тросточка игриво прохаживалась по тощенькому задку дружка. Умора, да и только! Но как не покрасоваться? Откуда ни возьмись – навстречу Сарра; тоже с «черной» стороны бульвара. У нее там была лавчонка на захудалом, не видном с бульвара дворике. Когда-то Дима резво ухлестывал за ней; даже ребятенок появился… ну, это уже после свадьбы с очередным сапожником.

– Теперь-то сколько у тебя? – церемонно снял он шляпу.

– Пяток мальцов… и ни одной девки! Так-то, Дима.

– Ну, это дело наживное! – игриво и ее прихлопнул он тросточкой по задку, в отличие от Абраши, вполне роскошному. – Иль твой сапожник обессилел?..

– Какие силы! Попивать начал…

– Дела-а… Ну, коль осечка выйдет – вспомни. По старой-то памяти!

– Да ведь я не из института благородных девиц…

– Знаю, знаю. А сейчас давай вместе с нами. О, уже встречают!

Навстречу бежали дворник и один из домашних служек. Значит, уже трое возле арбуза. Сил хватило поднять окаянного и на руках донести до дому.

Меж тем и мысль пришла благая:

– Сарра, а не позвать ли других друзей нашего детства?..

– Да не осерчают ли твои родители? Ну как с лестницы спустят?

– Пусть попробуют!..

Он демонстративно и швейцару своему поклонился, пропуская даму вперед и говоря дружку-сапожнику:

– А пробегись-ка ты, Абраша, по правой и левой стороне бульвара… Сам знаешь, кого пригласить. Мол, Дима из Питера прикатил!

Вот так и набралось под щедрый «гарбузенько» десятка полтора старых друзей и подруг. У кого пятеро по лавкам, у кого и ни единой души, но ведь надо же отпраздновать приезд своего авторитетнейшего друга?

К концу августовского дня дошло дело и до пляса.

Фрак – с плеч долой. Бабочка черным вороном вспорхнула с шеи на комод. Рукава тончайшей шелковой сорочки закатаны, а даже один обшлаг оторван, это когда он падал, а Сарра пыталась удержать его за рукав. Как же, удержишь! Отец пытался урезонить:

– Дмитрий, побойся Бога!..

– Какого?! – был ответ. – Лаптежного? Еврейского? Марксистского?..

Последнее старшему брату, Владимиру, адресовалось: тот к большевикам примкнул.

Вот до чего дошла потомственная семья раввинов! Бормоча свои еврейские проклятия, отец вышел из гостиной, где витийствовал слишком грамотный сынок.