Шрифт:
— Ну, что слезами-то давишься? — спросил он со вздохом, протянул ко мне руку, а я ее сбросила.
— Извини, что мешаю, — торопливо вытерев глаза, сказала я. — Думала, ты спишь, ты же быстро засыпаешь.
— Уснешь с тобой, как же.
— Извини.
— Ну что ты заладила, как попугай, извини, извини? Не за что мне тебя извинять. — Он вроде бы разозлился.
— Я знаю, что веду себя глупо, как в анекдоте про девицу, — хмыкнула я. — Ее парень на ночь подобрал, а она утром спрашивает, куда шифоньер поставим.
— Не про тебя анекдот. Я пожала плечами, вовсе не поверив Сашке. Поднялась:
— Что-то не спится мне. Пойду постою на балконе.
Я накинула халат и вышла. Глядя на огни ночного города, пыталась убедить себя, что жизнь прекрасна. Через минуту на балконе появился Сашка.
— Шел бы ты отсюда, — попросила я. Видеть его не хотелось.
— Машка… — вздохнул он.
— Помолчи, а? То, что я хочу услышать, ты не скажешь, а про то, какая я хорошая и какой ты плохой, мне слушать неинтересно. Иди спи. У тебя боевое задание.
— Не могу я спать, когда ты тут одна стоишь и забиваешь себе голову чепухой, — разозлился он.
— Голова моя, хочу забиваю, хочу нет. Было холодно, я поежилась, подумала об отце и о Сашке, конечно, тоже. Он спросил:
— Озябла? — И обнял меня. Рядом с ним было тепло и надежно, и плохого думать не хотелось. — Давай я тебя поцелую? — тихо сказал он и поцеловал. Не один раз, конечно. И все перестало иметь значение, я обняла его, а он подхватил меня на руки, как подхватывал в детстве отец, и пошел в комнату. Он был так нежен, что надобность в словах отпала, не нужны были слова, а когда я начинала что-то торопливо шептать, Сашка говорил “молчи” и зажимал мне рот. И я молчала.
Я открыла глаза, потянулась и взглянула на часы: почти пять. Сашки рядом не было. Приподняв голову с подушки, я покрутила ею немного и тут его увидела:
Сашка стоял в прихожей и разговаривал по телефону. Но поразило меня не то, что Сашка в пять утра с кем-то беседует, а он сам, точнее, его лицо. В нем не было и намека на обычную насмешку, дурашливость и дерзость, лицо было жестким, даже злым и очень неприятным. Я испугалась, но лишь на минуту, потом вспомнила, каким Сашка был этой ночью, зевнула, сладко потянулась и с головой нырнула под одеяло. Звонит кому-то, ну и что, у него боевое задание.
Он разбудил меня часов в девять. Лизнул в висок по-кошачьи и засмеялся, глаза я не открывала и улыбку прятала, но губы дрожали, и Сашка шепнул мне на ухо:
— Не прикидывайся. Что снилось?
— Ты снился, — засмеялась я.
— Хороший сон, — кивнул он и тоже засмеялся.
Я легла на спину, потянулась и стала его разглядывать. Он успел побриться, выглядел молодцом, а с кухни доносился запах кофе.
— Завтрак готов? — спросила я.
— В постель прикажете?
— Нет, встану, подай халат и тапочки.
— Со всем нашим удовольствием. Мы завтракали, хохоча и дурачась, Сашка убрал посуду, сел напротив меня и заговорил серьезно:
— Так. Первое. Можешь позвонить отцу.
— Правда? — обрадовалась я.
— Правда, — кивнул он. — Вижу, как ты мучаешься, а у меня от твоих мук просто сердце кровью обливается. Но и меня пойми, лишнее слово скажешь, и это может быть…
— Саш, да я только… — хватая его за руку, начала я.
— Короче, отец снимает трубку, ты говоришь: “Папа, со мной все в порядке”, — и трубку вешаешь. Понятно?
— Хорошо. — Я торопливо кивнула.
— Второе. Деньги нужны. Само собой, верну, когда все закончится.
Я метнулась в прихожую за кошельком, заглянула в него и сказала испуганно:
— Почти ничего не осталось.
— Плохо. Ладно, буду думать.
— Я занять могу, — предложила я, а Сашка разозлился:
— Опять? Ну нельзя тебе нигде появляться. Сколько раз говорить?
— У меня в банке есть, в банке мне появиться можно?
— А бумаги где?
— Бумаги дома.
— Вот видишь. — Он вздохнул.
— Но ведь я могу сходить домой. У нас телефон на углу, позвоню, если Димки, нет, быстренько сбегаю.
— А соседи?
— Утром все на работе.
— Не пойдет. Обязательно на какую-нибудь бабку нарвешься.
— Ну и что, Саша?
— Слушай, это не игры, все очень серьезно. Из деревни мы ушли вместе, дома ты не появилась, дурак поймет: где ты, там и я.
Сашкины слова особого впечатления не произвели, но спорить я не стала, в таких делах он смыслит больше меня.