Окончив в 1898 году университет, Шмелев отбыл воинскую повинность в звании прапорщика запаса, и потому летом семья жила в Петровско-Разумовском — около военного лагеря. Отслужив год, он поступил в московскую адвокатуру, работал успешно, подавал надежды. Уже первая казенная защита в Окружной палате была выиграна с блеском: он добился оправдания рецидивиста, совершившего три преступления — кражу железных балок со стройки, побег из тюремной больницы, отлучку с места приписки. Адвокат убедил судей в том, что кража балок была не преступлением, а озорством, и обвиняемый априори знал, что кража не удастся.

Шмелев был нетерпелив, а служба в адвокатуре связана с постоянными ожиданиями — то клиента, то слушания дела, то решения и проч. К тому же ему не поручали серьезных дел; лишь однажды ему довелось вести солидное дело, которое он выиграл. Ожидание было невыносимым еще и потому, что постоянно не хватало денег. Кроме того, в самом адвокатском деле он видел какое-то лукавство. Адвокатуру он оставил и решил поработать в провинции.

С 1901 по 1907 год Шмелев служил чиновником по особым поручениям Владимирской казенной палаты, по сути являлся налоговым инспектором. Жили Шмелевы во Владимире, но по роду занятий он ездил по глубинке. Так он узнал уездную Россию, увидел деревенскую жизнь, наблюдал провинциальное чиновничество, мелкопоместное дворянство, фабричный народ. Из владимирской глухомани он вынес впечатления для рассказов «По спешному делу» (1907), «Гражданин Уклейкин» (1908), «В норе» (1909), «Под небом» (1910), «Патока» (1911). Сам он ничего тогда не писал, но, останавливаясь у народных учителей, лесничих, священников, фабрикантов, инспекторов, акцизников, многое читал из их домашних библиотек, а это были Д. Мамин-Сибиряк, П. Мельников-Печерский, Н. Лесков, А. Чехов, Вас. Немирович-Данченко, А. Амфитеатров, который привлек Шмелева своим языком — языком улиц, трактиров, трущоб, канцелярий, светских салонов.

После истории с книгой «На скалах Валаама» Шмелев восемь лет не брался за перо — «не исполнилась душа» («Первая книга»). В «Автобиографии» он вспоминал, как в августе 1905 года долго бродил по лесу, увидел журавлиный косяк, летящий к солнцу, подумал, что вот и осень надвигается, и вдруг почувствовал в себе желание переломить ход жизни. Вечером, в тот же день, ощутил потребность писать — и в один вечер создал рассказ «К солнцу» — душа «исполнилась». «К солнцу» — рассказ для сына. Шмелев отправил его в журнал «Детское чтение», где он и был опубликован в 1907 году. Потом появились «Служители правды», «Гассан и его Джедди» (1906), «В новую жизнь» (1907). Он писал для детей, писал о животных, птицах, о человеческой природе, склонной и к жестокости, и к состраданию, о бескорыстии и беззащитности зверя. Например, о беговой лошади, которая выигрывает приз ради своего жокея («Мэри», 1907). Или о раненом ястребе, к которому охотник испытывает жалость и которого он так и не смог спасти («Последний выстрел», 1908). Удивительно, что и с самим Шмелевым позже случилось похожая история: он, Ольга Александровна и сын жили у монастыря под Серпуховом, ястребы унесли его любимую, выведенную им в инкубаторе белую курочку, он принялся стрелять по ястребам — и далее события протекали точно так же, как в рассказе. Герой другого рассказа — ирландский сеттер, он раздражает пассажиров парохода, но вызывает их сострадание, оказавшись за бортом судна («Мой Марс», 1910).

С 1906 года Шмелев начал писать для взрослого читателя, в «Русской мысли» появились его рассказы «Вахмистр», «Жулик», «По спешному делу». Тогда же и там же была опубликована его повесть «Распад (Из воспоминаний приятеля)».

Воспоминания приятеля — литературная мистификация. Материалом для повести послужили воспоминания о собственной жизни. Шмелев начал писать в традиционной реалистической манере, в «Распаде» он бытописатель. Модернистские искания Серебряного века «Распада» не коснулись. Не было никакой лиризации прозы, не было особой музыкальности, фонетической пикантности, намеренных инверсий, ассоциативности, двусмысленностей, недоговоренностей. Язык Шмелева не был изощренным, но он был метким, убедительным, мускулистым.

Сюжет — череда фрагментов из жизни купца из Замоскворечья Захара Хмурова, дяди рассказчика, семилетнего мальчика, в котором угадывается сам Шмелев. Хмуров — владелец кирпичного завода, у него грубый нрав, он необразован, обсчитывает кирпичников, он сын своей матери — бабки Василисы, которая держит двух коров и продает молоко собственной семье. Прообразом Василисы была жена двоюродного деда Шмелева — Надежда Тимофеевна. Захар был срисован с двоюродного дяди — Егора Васильевича.

К чести автора, купеческая жизнь не показана темным царством Кабаних и Диких, в «Распаде» описаны трагедия и счастье Хмурова-отца. Шмелев в этой повести открыл свою тему — отцовство. Его занимает не столько куражливость Хмурова, сколько страх за жизнь заболевшего скарлатиной сына Лени или ликование по поводу того, что сын получил образование и на отцовском заводе сам ставит печь. Но Леня — новый человек, безбожник, нигилист, он изготавливает бомбы; не желая быть арестованным полицией, он кончает жизнь самоубийством — принимает яд.

Шмелеву жалко и Хмурова, и его сына. Писателю уже тесно в рамках социальной проблематики — над всеми страстями и идеями он ставит свою любовь к человеку. «Распад» — одно из тех произведений, начиная с реалистической повести «Мать» (1907) М. Горького до символистского романа «Петербург» (1912) А. Белого, в которых социальные потрясения проецировались на отношения детей и родителей. И «Мать», и «Петербург» появились после «Распада». И все же горьковское присутствие в произведении Шмелева очевидно. Сама тема нового сознания детей, их выламывания из собственной среды прозвучала много раньше — в 1899 году была опубликована повесть Горького «Фома Гордеев»: молодой купец не видит смысла в традиционном купеческом укладе, в деньгах как пути к власти, в итоге он сломлен купеческой средой. Родственность текстов есть, но среда у Шмелева «не заедающая», мир не поделен на плохих и хороших, своя трагедия достается и самодуру-купцу, и нигилисту. Рассказчик размышляет: что же страшного в нигилистах, если Леня среди них?…просто в доме ничего о них не знают… их напрасно боятся. Уклад купеческого дома порушен, жизнь семьи съехала с наезженной колеи; через три года дела Захара пришли в упадок, его разбивает паралич, новый владелец разрушает старый деревянный дом и строит каменный.

Шмелев написал «Распад» в пору первой русской революции. Заметим, он не осудил и не оправдал своего нигилиста. Каким было отношение Шмелева к революции 1905 года? Романтическим, и в этом — традиция русской интеллигенции. Например, столь привлекавший Шмелева в более поздний период жизни К. Леонтьев, религиозный мыслитель, идеолог панславизма, вспоминал о себе: «Даже и революция мне нравилась; но, припоминая теперь свои тогдашние чувства, я вижу, что мне в то время нравилась только романтическая, эстетическая сторона этих революций: опасность, вооруженная борьба, сражения и „баррикады“ и т. п. О вреде или о пользе революций, о последствиях их я думал в те молодые годы гораздо меньше. Почти совсем не думал» [20] . Понимание Шмелевым первой русской революции не было партийным, его увлекала стихия всеобщего подъема, он услышал в героических и трагических событиях того времени пробуждение жизни. Критик В. Львов-Рогачевский вспоминал, как Шмелев говорил ему о том, что движения 1900-х дали ему новые ощущения: «Я чуял, что начинаю жить» [21] . Рассказчик «Распада», сочувствуя жертвам трагедии, тем не менее пишет: «Я смотрю и не печалюсь: пусть… Все пришло и уйдет, и на смену незаметно проглянет новое…».

Шмелев писал о людях, униженных жизнью. В «Распаде» были и обманутые рабочие, и сын сапожника Васька, который умер, потому что не было денег на его лечение. Под впечатлением революции были написаны «Вахмистр», «Иван Кузьмич», «Гражданин Уклейкин». Однако в этих рассказах нет и следа революционной страстности. Шмелев сочувствует и наблюдает, он не готов принять ту или иную сторону, и в этом он не похож на автора «Матери». Один его герой, жандарм, видит на баррикадах своего сына и переходит на сторону восставших; у другого героя во время уличных столкновений погибает племянник — так пресекается его род; третий его герой, пьяница-сапожник, не понимает смысла революционных речей… Шмелев, как Розанов в «Опавших листьях» (1913), будто задавался вопросом: есть жалость в мире? смысл есть… а жалость?