– Не пущу! – заорал Марш.

– …Или послали…

– Послать! Надеюсь, не найдется ни одного глупца, который бы согласился принять на себя такое нелепое поручение…

– Вот идет мистер Барроу; он сходит туда для меня… Барроу!..

Слова Трэси были заглушены восклицаниями многих голосов. Фыркая от смеха, присутствующие кричали наперебой:

– Представьте себе, Барроу, – он ждет заатлантическую телеграмму!

– Телеграмму от отца, подумайте только!

– Как же, весточку из-за океана от восковой куклы!

– Нет, какова штука, Барроу, этот малый оказывается графом! Снимайте шляпу, кланяйтесь пониже!

– Да, приехав в Америку, он забыл дома свою корону, которую надевает по воскресеньям, и телеграфировал папеньке, чтобы тот прислал ее сюда.

– Ступайте и принесите эту телеграмму, Барроу; его величество сегодня малость захромали.

– Замолчите! – выкрикнул столяр. – Дайте человеку сказать слово. – И, обращаясь к Трэси, он заговорил с оттенком строгости:

– Что такое нашло на вас, Трэси? Какую чепуху вы несете? Я считал вас гораздо рассудительнее.

– Я не говорил никакой чепухи. Если вы возьмете на себя труд сходить на телеграфную станцию…

– Перестаньте, пожалуйста! Я вам друг в несчастье и горе, в глаза и за глаза. Я охотно окажу вам помощь во всяком разумном деле, но в настоящую минуту вы сами не помните себя. Ваши бредни насчет какой-то телеграммы…

– Я схожу за ней! – внезапно раздался голос в толпе квартирантов.

– Благодарю вас, Брэди, от всего сердца. Вот вам и квитанция. Сбегайте поскорее на телеграф. Тогда все объяснится.

Брэди побежал со всех ног. Толпа гоготавших нахлебников стала затихать, точно пристыженная за свою резкость. Ею заметно овладело сомнение: «Ну, а что как, в самом деле, он ожидал заатлантическую телеграмму? Пожалуй, у него и впрямь отыщется богатый отец. Чего на свете не бывает! Может быть, мы слишком поторопились!» Эти мысли были написаны на лицах присутствующих. Смех тотчас прекратился. Громкое галденье сначала перешло в тихий говор, затем в шепот и наконец совершенно смолкло. Зрители стали расходиться. Они подсаживались в одиночку и парами к завтраку в столовой. Столяр пытался увести туда с собою и Трэси, но тот отвечал:

– Нет, Барроу, не теперь.

Миссис Марш и Гэтти также любезно уговаривали его принять участие в общей трапезе, однако он стоял на своем:

– Я подожду возвращения Брэди.

Даже старик Марш почувствовал себя неловко. У него мелькнула мысль, не слишком ли далеко он зашел? Хитрый испанец был готов присоединиться к жене и дочери и уже двинулся к Трэси с заискивающим видом, когда тот остановил его решительным и слишком красноречивым движением руки. Затем на добрую четверть часа водворилась тишина, совершенно необычная в меблированном отеле во время воскресного завтрака. Если у кого-нибудь из присутствующих нечаянно выскальзывала из рук чашка и громко ударялась о блюдечко среди всеобщего торжественного безмолвия, остальные вздрагивали, и этот резкий звук казался чем-то непристойным, точно в комнате стоял гроб с покойником, и сюда ожидали прибытия важных участников погребальной церемонии. Громкий топот ног возвратившегося Брэди, который бежал по лестнице, показался всем какой-то грубой профанацией. Сидевшие за столом встрепенулись и ясно увидали, что вошедший в переднюю рудокоп, запыхавшись, подал Трэси конверт. Трэси обвел компанию торжествующим взглядом и продолжал смотреть на дерзких насмешников, пока те в замешательстве не опустили перед ним глаза. Тогда он распечатал телеграмму и пробежал ее содержание. В ту же минуту желтая бумажка выскользнула из его пальцев и полетела на пол, а лицо бедняги побелело. В телеграмме было только одно слово: «Благодарю».

Тут известный во всем отеле шутник Билли Нэш, высокий коренастый рабочий из адмиралтейства, неожиданно принялся всхлипывать среди наступившего патетического молчания, когда у многих шевельнулась жалость к одинокому чужестранцу. Он вынул из кармана носовой платок и припал на грудь своего товарища, молодого кузнеца, самого застенчивого юноши между всеми квартирантами. – «Ах, тетенька, насколько вы безграмотны!» – причитал Билли, захлебываясь слезами, точно грудной младенец, если только можно себе представить младенца, воющего оглушительным басом.

Подражание детскому плачу выходило у него до того удачно, он брал такие разнообразные ноты и был до того смешон, что всякая серьезность моментально рассеялась, и никто не мог удержаться от громкого хохота при этой комедии. Наступившая реакция оказала свое действие; в квартирантах опять заговорило мстительное чувство против Трэси за испытанную ими неловкость и обманутые ожидания. Они стали понемногу придираться к своей жертве, приставать к ней и дразнить ее, точно стая собак, которая загнала кошку в угол. Жертва отвечала им недоверчивыми взглядами и защищалась, не обращаясь ни к кому лично, что еще сильнее подстрекало насмешников; когда же Трэси изменил тактику и стал называть своих мучителей по имени, предлагая каждому из них померяться силами, шутка потеряла для этих людей всю свою прелесть, и они понемногу присмирели.

Марш хотел было объясниться с неаккуратным жильцом, однако Барроу остановил его:

– Оставьте его теперь в покое, хозяин. Ведь у вас с ним только денежные счеты, которые я берусь уладить сам.

Огорченная, расстроенная хозяйка бросила на столяра благодарный взгляд, а всеобщая любимица, пестревшая сегодня всеми цветами радуги в своем дешевеньком, но кокетливом воскресном платье, послала ему воздушный поцелуй кончиками пальцев, сказав с самой милой улыбкой и ласковым кивком головы: