Дура.

Урф!!!

Ну, может, и не так она тогда сказала. Не теми словами. Но смысл-то этот самый был! И морда довольная-довольная – она же искренне полагала, что делает ему приятное. Подарочек, так сказать. Берите и пользуйтесь. Вит будет только рад.

Ха! Еще бы он не был рад! Бедный Вит…

Она тогда так и не поняла, почему он отверг ее подарок. Очень категорично и наотрез. Она, кажется, обиделась даже. Во всяком случае – огорчилась. Но Ксант был слишком разъярен и объяснять ничего не стал, боясь наговорить лишнего.

Нет, это же надо, а?!

Вот так, самым что ни на есть наглым образом из-под самого носа отобрать вожделенную и ужжжасно лакомую добычу! Потому что добыча, которую просто так отдают в подарок, причем отдают с такой вот довольной и радостной рожей – да кому она вообще нужна, такая добыча?!! Сплошное не-мяу. И кто ее только просил, дуру?!

Так что слишком радостного и на все готового Вита тоже пришлось… того.

Огорчить.

Он нашел их быстро. Да и трудно было бы не найти – они со вчерашнего вечера никуда не ушли, так и сидели, прижавшись друг к другу. Ночь была довольно прохладная, а костра они развести не решились, помня о береговых дозорах с обеих сторон. Ксант так и думал, что никуда они не уйдут и не станут искать прохода на срединную поляну до тех пор, пока как следует не рассветет, – собаки слишком плохо видят ночью. Но все равно сморщился.

Он последние дни не мог смотреть на Вита, не морщась.

В его сне эта жуткая парочка всегда двигалась синхронно. Здесь же голову повернул только Вит. Разулыбался, заморгал, кивая приглашающе. Говорить ничего не стал – сестра сидела с закрытыми глазами, положив голову ему на плечо. Она явно не спала, но Вит все равно предпочитал не шуметь. Ксанта передернуло.

Надо же – и вот этот услужливый слизняк когда-то был ему симпатичен… С чего бы это? Вроде как на бесптичье и рыбка – ничего себе чирикалка?

– Я передумал, – сказал он, не понижая голоса. И с удовлетворением отметил, как вздрогнул и покосился на якобы спящую Вит. – Я с вами.

– Эри.

– …Хр-р…

– Эри, не притворяйся более живым, чем ты есть на самом деле. И можешь отключить похрапывание – оно неубедительно.

– Ну, знаешь! По-моему – так очень даже. И мне вполне подходит! Это, между прочим, твое собственное похрапывание, скопированное декаду назад. В точности. Мне даже не пришлось менять тембр!

– Эри, что случилось?

– Ничего! Просто сплю. Имею право! Я личность и существо в конце концов!

– Эри, я тебя слишком хорошо знаю. Так ты ведешь себя только в тех случаях, когда очень не хочешь чего-то делать.

Пауза. Довольно долгая. Потом, почти спокойно:

– Я не хочу писать отчет.

– Почему?

– Потому что не хочу писать правду. А соврать не смогу. Вернее, смогу, но… Понимаешь, я теперь знаю ответ. Тот самый. Но это не тот ответ, который нужен.

– Кому нужен?

– Им. Нам. Всем. Твой чертов Милтонс просто развлекался, писал эссе на отвлеченные морально-этические темы. Конструктами лингвистическими забавлялся. Играл, понимаешь. А мы все уши развесили. И какого хрена мне приспичило проводить этот хренов сравнительный анализ всех пятьсот сорока шести известных переводов?!

Пауза.

На этот раз – очень короткая.

– Дракон?

– Умничка. Ты всегда все правильно… считаешь. И быстро. Помнишь про символику правого и левого крыла и истину за спиной? Я ведь еще тогда… Иджангам знакомо понятие дракона. Только дракон у них не летает. У него есть крылья, но он не летает, понимаешь? Ему это просто не нужно. Дракон на Джанге – символ свободы выбора и справедливости, символ закона и невмешательства. Этакий манифест совершенно осознанного и добровольного ничегонеделанья. Для иджангов все эти понятия означают одно и то же и даже выражаются одним словом. Вот так. Облом для наших драгоценных заказчиков, никаких супер-солдат здесь Милтонс не делал. Просто развлекался. Ваял своих нелетающих драконов, которые все могут, но ничего не хотят…

– Вероятность… не высока.

– Брось. Я тоже умею считать. Когда хочу. Вероятность куда выше критической. Выхода нет, сообщать придется. Представляешь, как обрадуются все эти наши погононосные господа, когда обнаружат, что столько денег и времени вбухали в исследование поэтических изысков?

– Извините…

Когда за спиной раздается незнакомый голос, ты, как правило, оборачиваешься. Привычка такая. Почти что рефлекс. Мало ли.