– Вы ведь художница? – уточнил он.

– Именно так.

– А почему здесь ваших рисунков не видно?

– Я почти никогда не оставляю их себе, – пожала плечами девушка. – Все раздариваются.

– Ну, тогда и мне подарите один! Нарисуйте Александра, а я потом к вам зайду.

Она долго испытующе смотрела на него, затем медленно кивнула.

– Что ж, вижу, Марья в тебе не ошиблась, – пробормотала Нэти, направляясь в соседнюю комнату.

Прошуршал бамбуковый занавес – дверей, кроме входной и той, что в прихожей, ее квартира, похоже, не признавала.

За окном совсем стемнело, повалил снег. Первый в этом году, он летел с небес на землю крупными хлопьями, враз заметая черный влажный асфальт, дворы, подъезды, слепил фонари, так раздражавшие Тимку этим вечером, теплыми шапками одевал дома, укутывал засыпающий город.

Мальчик облокотился о подоконник, сдвинув несколько свечей, прижался носом к стеклу. Александр прыгнул к нему с пола и топтался рядом, довольно мурча.

Вихрящаяся круговерть по ту сторону прозрачного прямоугольника скрывала от мальчика улицу – совсем-совсем ничего нельзя было разглядеть. Тимка подумал вдруг, что само стекло похоже на ледяную пластину – отполированное, но не тает, если приложить к нему горячие ладони. Он коснулся и тотчас отдернул руки, ожесточенно дуя на обожженные пальцы. И впрямь лед! Леденющий…

Тимка подался назад, удивленно моргая. В том месте, где его ладони касались стекла, собирались крупные капли. Мальчик натянул рукав, зажал в кулаке и чуть толкнул створку окна. Она поддалась, впуская в комнату порыв холодного ветра. Свечные огни заметались, будто искали выход. По стенам заплясали тени. Тимка приник к окну, силясь его закрыть. Он различил позади шорох, но обернуться на звук не достало времени – мощный толчок в спину, и мальчик кубарем перелетел через подоконник, ухнув в снежную мглу.

Нэти захлопнула створку, погасила свечи и включила настольную лампу. Электрический свет преобразил комнату: теперь в ней не оставалось уголка, где могла бы спрятаться тайна. Кошки-близняшки выступили из-за занавеса: одна запрыгнула на диван, вторая подошла к хозяйке и настойчиво поскребла лапой пол. Длинношерстная красавица не появлялась.

Нэти села за стол, откинув полы шелкового халата. Красные драконы, глядя друг на друга, усмехались неведомо чему.

– Сколько у тебя всего кошек? – раздался вдруг детский голос.

Нэти обернулась на звук.

Теперь подоконник приютил Марью: девочка сидела, распустив концы пуховой шали и обхватив руками колено. Другой ногой Марья касалась батареи. Девочка была босой.

– Всего? – Нэти улыбнулась и развела руками: – Не знаю, я давно перестала их считать! Но твой подопечный попросил нарисовать ему, так что скоро станет одной больше. Они гуляют где вздумается – как тут уследишь за всеми?

Марья сморщила нос.

– Как думаешь, у него есть шанс?

– Шанс есть всегда, – пожала плечами Нэти.

– А он еще вернется сюда?

– Кто знает! – загадочно улыбнулась хозяйка квартиры.

– Дай что-нибудь из его вещей! – потребовала девочка.

Нэти вышла в прихожую и тут же вернулась со старой поношенной кепкой в руках. Марья, легко спрыгнув на пол, подбежала к девушке. Надев кепку козырьком назад, бросилась обратно к окну и принялась вертеться перед ним, стараясь разглядеть свое отражение.

– Ну как? – спросила девочка.

– Необычно, – сдержанно ответила Нэти.

Он успел еще испугаться: падал, раскинув руки, и ждал удара об асфальт. Ветер бесновался кругом, глаза залепляла снежная каша, в разрывах серых туч темнело небо.

Пятиэтажка казалась неимоверно высокой. Тимкин полет закончился новым ударом в спину, да таким, что воздух разом выбило из груди. Будто молотом приложили…

Мальчик открыл глаза и не узнал места, где очутился. На первый взгляд вроде тот же город: пятиэтажка Нэтина, по сторонам немыми сторожами высокие дома, дальше – тропинка через парк. Но сюда не приходила зима, и все кругом было серым, безжизненным, лишенным красок.

Деревья в парке, запомнившиеся мальчику глянцево-черными, теряющими последние цветные лоскутки, вылиняли. Асфальтовая дорожка, втиснутая между двумя поребриками, сморщилась и пошла трещинами. Дома казались запечатанными коробками, в окнах притаилась темнота. Если подойти и заглянуть, встать на цыпочки и прижаться к стеклу первого этажа – ничего не увидишь. Входные двери словно приклеились намертво к косякам – сколько Тимка не дергал ручки, они не поддавались. Краска на стенах шелушилась, кирпичи покрылись черными, похожими на оспины порами.