Хемингуэй Эрнест
Шрифт:
— Как же ты кровь отмывай, что от чуй?
В вопросе была тщательно скрытая ирония.
— Кровь с веток и листьев.
— Мойся хорошо, возьми голубое мыло. Я красная жидкость принеси.
Меркурохромом мы пользовались вместо йода, если удавалось его достать, хотя многие местные предпочитали йод, полагая, что чем сильнее жжется, тем лучше лечит. Я разделся и промыл царапины, каждую из которых Мвинди аккуратно помазал.
Одеваясь в чистое, я думал, что Мтука, Нгуи, оруженосец Отца и Чаро сейчас делают то же самое.
— Чуй напал?
— Нет.
— Тогда почему люди такой веселый?
— Очень смешное шаури. Все утро сегодня смешное.
— Почему ты старайся живи, как африканец?
— Хочу быть вакамба.
— Может быть.
— К черту может быть.
— Вот твои друзья.
— Братья.
— Братья… может быть. Чаро не брат.
— Чаро друг.
— Да, — грустно согласился Мвинди, подавая мне тапочки, которые были слишком малы, и наблюдая за моим лицом, чтобы понять, сильно ли они жмут. — Чаро хороший друг. Много невезение повидай.
— В смысле?
— Всякое невезение. А сам везучий человек.
Я присоединился к остальным за столом. Мсемби в зеленом халате и зеленой шапочке держал наготове выцветшее брезентовое ведерко с холодным пивом. Облака стояли высоко, и небо было самым высоким небом на свете, и я увидел, оглянувшись в сторону палатки, парящую над деревьями белоснежную вершину.
— Джентльмены, прошу! — сказал я.
Мы уселись на стулья белых бван. Мсемби наполнил пять больших стаканов: один кока-колой, а четыре пивом. Чаро за столом был самый старый, поэтому его обслужили первым. Ради торжественного случая он сменил тюрбан на более светлый и надел голубую куртку с бронзовыми пуговицами, застегнутыми под самое горло, и аккуратно чиненные шорты; на куртке красовался значок, мой подарок двадцатилетней давности.
— За королеву! — сказал я.
Мы выпили, и я сразу предложил второй тост:
— За мистера чуй, джентльмены! Как-никак королевская дичь!
Мы осушили стаканы жадно, но с достоинством. Мсемби тотчас освежил их, начав в этот раз с меня, а закончив Чаро — при всем его почтении к старости дважды пускать вперед безалкогольный напиток было бы неуважительно по отношению к пиву.
— A noi, — кивнул я Нгуи, изучившему итальянский в борделях Аддис-Абебы. — Вакамба rosa е la liberta, вакамба rosa triomfera. [7]
7
За розу и свободу, вакамба победитель (иск. ит.).
Мы снова выпили до дна, и Мсемби среагировал правильно.
Следующий тост был спорным, однако, учитывая дух времени и необходимость сообщить моей новой религии некую достижимую цель, что послужила бы ступенью на пути к высокому и благородному финалу, я провозгласил:
— Тунауа!
Мы встали и сдержанно выпили, хотя я заметил, что Чаро чувствует себя неловко. Когда все сели, я добавил, чтобы угодить исламскому электорату:
— На джихад ту!
Впрочем, угодить ему было нелегко; мы знали, что Чаро наш брат лишь формально, его политические взгляды не изменятся, и он никогда не примкнет к нашей религии.
Мсемби вернулся к столу, наполнил стаканы и сообщил, что пиво квиша. Я ответил, что в гробу видал такую организацию застолья и что мы тотчас седлаем коней и отправляемся в Лойтокиток за пивом. С собой возьмем холодного мяса и несколько банок консервов.
— Квенда на Шамба, — предложил Мтука.
Решили сперва заглянуть в Шамбу и реквизировать пиво, буде таковое найдется; это поддержит боевой дух и поможет дотянуть до Лойтокитока или до шамбы, где есть пивоварня. Нгуи посоветовал взять с собой невесту и Вдову и сообщил, что ни он, ни Мтука не будут возражать, если по пути в город мы дозаправимся в третьей по счету масайской шамбе. Оруженосец отца заявил, что он на все готов и лично присмотрит за Вдовой. Мы хотели пригласить и Мсемби, но нас уже было четверо, плюс моя невеста и Вдова, плюс еще по дороге наверняка подсядут масаи. В Лойтокитоке масаи хватало.
Я наведался в палатку, где Мвинди открыл для меня жестяной короб и извлек старый гонконгский твидовый пиджак, в нагрудном кармане которого лежали деньги.
— Сколько надо? — спросил он.
— Четыреста шиллингов.
— Большие деньги. Зачем столько? Жена покупать?
— Пиво покупать. Еще купим пошо, лекарства для Шамбы, подарки на Рождество, новые копья, бензин, виски для парней из полиции. И копченой рыбки, конечно.
Копченая рыбка его позабавила.
— Возьми пятьсот. Монета шиллинг тоже надо?
Шиллинговые монеты хранились отдельно, в кожаном кошельке. Отсчитав тридцать, он спросил:
— Что надевай? Хорошая куртка?
Имелась в виду моя старая куртка наподобие жокейской, тоже приобретенная в Гонконге.
— Нет, кожанка надевай. Которая с молнией.
— Свитер надо под низ. Холод с вершина приходи.
— Одевай во что хочешь, — сдался я. — Только осторожнее, когда будешь обувать.
Он подал мне чистые хлопчатобумажные носки, которые я тут же натянул, и аккуратно обул меня в ботинки, оставив молнии незастегнутыми.