Шрифт:
Вот для кота, например, не существует авторитетов, но он и не стайное животное. Тогда как собака – стайное. Кот – он сам по себе, и вы ничего не можете с этим поделать. Его можно ограничить, но его невозможно воспитать. Поэтому, если вам не хочется, чтобы он разбился, вы просто не пускаете его на балкон. Вы не можете надрессировать его не выходить на этот балкон, потому что вы для него не авторитет. Если же собаке хозяин скажет: «Пойдешь на балкон, я тебя… В общем, советую не ходить!» – то собака будет сидеть себе смирно под дверью и в полном довольстве собой, потому что хозяин – вожак его стаи.
А сейчас получилось, что мы своим попустительством превратили своих детей в «котов»: ими никто толком не занимался, вот они и выучились «гулять сами по себе». Но при этом психобиологическая-то в них сущность осталась, она в них есть, никуда не делась – мы «собаки». Им авторитет все равно нужен, а его нет. Когда я шел из школы домой с двойкой – я чего боялся? Меня мама не ругала, я просто знал, что она расстроится. А она для меня была и остается человеком значимым, которого я не могу и не должен расстраивать. Меня не ругали, не пороли розгами за неуды, но я понимал, что есть мама – авторитетная для меня фигура, для которой то, что я сделал, неприятно и больно. И я пытался «соответствовать».
Глупо, конечно, что я в детстве безоговорочно верил в доброго дедушку Ленина. Но я очень благодарен судьбе за то, что в моей жизни все так сложилось. Потому что благодаря этому наивному детскому опыту веры в «великого человека» я натренировался понимать, что в этом мире есть люди, которые лучше меня, умнее меня, краше меня, и потому мне есть к чему стремиться. А современные дети, которые ничего подобного в своем опыте не имели, – все сплошь пупы земли и центры вселенной. Но без внутреннего развития, без самосовершенствования, которое еще надо осуществить, человек, какие бы права мы за ним ни признавали по факту рождения, не пуп, а пупик.
И если бы я так искренне не верил в гений Ленина, то я бы потом просто не смог бы понять-почувствовать, насколько потрясающе талантлив Иван Петрович Павлов, пронзительно талантлив Алексей Алексеевич Ухтомский, виртуозно талантлив Лев Семенович Выготский, изощренно талантлив Жак Лакан, предельно талантлив Людвиг Витгенштейн, искусно талантлив Мишель Фуко… Этот список гениев, которыми я восхищаюсь – искренне и по-настоящему, – можно продолжать. Но дело, разумеется, не только в том, что я готов признать за ними их гениальность, могу ее чувствовать. Нет, разумеется. Дело в том, что, поскольку я ощущаю их гениями, я и читаю их работы соответствующим образом – во мне есть должное смирение, чтобы, прежде чем рискнуть возразить талантливому человеку, сделать все, что в моих силах, чтобы понять и вникнуть в проблему, в то, что он пытался сказать своей работой. Если автор – гений, он не мог написать ерунды, ведь так? Так. А значит, если ты читаешь и тебе кажется, что это ерунда, значит, скорее всего, ты прочел не совсем то, что было написано. Прочел, но не понял.
И дальше следует труд истинного, глубокого, всестороннего изучения предмета. Конечно, и гений может ошибиться. И ошибаются, разумеется. Но заметит ли это тот, кто не умеет ощущать гениальности другого человека и преклоняться перед ней? Нет. Его критика будет лишь свидетельством его глупости, и не более того. По верхам проскакал, ничего не понял, какую-то банальность изрек – и в полном довольстве от себя. Вот что получается, когда из-за недостатка личного опыта у тебя внутри нет умения ощущать чужой авторитет, нет соответствующего «чипа».
Это умение, по большому счету, – способность принять начальника. «Начальника» не в смысле «диктатора», но в том смысле, что он знает лучше меня, понимает лучше меня, несет ответственность большую, чем я, и вообще – по-настоящему красив в своем деле. Вот что такое авторитет.
В моей стае есть вожак, и это очень важно – и для дел сиюминутных, и для куда более значительных… Ведь если у меня нет этой внутренней готовности принять авторитет, если она во мне не развита, то я и в Бога поверить не смогу. Бог ведь тоже такой авторитет. Если мы не учимся правильному отношению к авторитетным фигурам, если семья этому не учит, то это грозит в потенции как общей жизненной неуспешностью, так и экзистенциальным раздраем с ощущением бессмысленности своего существования.
И наши дети выходят из этого сложного положения как могут. Одни примыкают к каким-нибудь странным, зачастую маргинальным группам, другие находятся в состоянии перманентной внутренней растерянности (у нас подростковая смертность в результате самоубийств за последние годы выросла в четыре раза!), третьи не могут реализовать себя, потому что нельзя развиваться, если у тебя нет авторитета, который есть твоя планка. А некоторые решают: «Раз у меня нет авторитета, то я сам буду авторитетом». Но вожак без стаи – это страшная история. Вожак без стаи становится мародером.
– Что же все-таки делать, если уже все вот так драматично сложилось? Не пенять же на вашу типологию поколений, тут спасать ситуацию нужно, это уже сигнал SOS!
– Сыну вашей знакомой шестнадцать, он уже взрослый человек, и мы уже не имеем никаких ресурсов воздействия. Все ресурсы воздействия заканчиваются в «пубертате», то есть в 11–13 лет. После этого возможно только такое, знаете… легкими пассами избежать безумного крена.