Но где-то, видимо, Балави оступился и сорвался — так виделось это дело бен Зеиду и его коллегам. Вопреки всякой логике и собственным интересам он подцепил опасную умственную заразу, которая грозит уничтожить все, чего Иордания достигла за полвека неустойчивого социального прогресса. Не пожалев семьи и репутации, он фактически пошел служить фанатикам, живущим в пещерах где-то в двух тысячах километров к востоку.

Как такое могло случиться со столь умным и образованным молодым человеком, непостижимо. Но ясно одно: Абу Дуджане суждено исчезнуть, а жизнь Балави должна радикально перемениться. Отныне этот врач с Мухабаратом повязан — повязан крепко и навсегда. Его право работать, путешествовать, иметь свой дом и одевать детей будет зависеть от хорошего поведения и великодушия спецслужбы. А если Мухабарату что-то будет нужно — не важно, большое ли, малое, — Балави не оставят иного выбора, кроме как беспрекословно подчиниться.

Парень, сидящий на табурете подследственного, еще не полностью осознал эту новую реальность, но ничего, до него дойдет. По его виду судя, много времени на это не потребуется. Когда прошло три дня, а на свободу Хумама аль-Балави все не выпускали, его отец, взяв с собой старшего сына Мухаммада, вызвал такси и поехал на другой конец города в Вади аз-Зир, где располагается Мухабарат. Солдат с американским автоматом «кольт М4» жестом остановил их машину за несколько десятков метров от главных ворот; дальше старый человек, оставив сына в машине ждать, вынужден был идти пешком. Всю неделю погода стояла холодная и хмурая, пронзительный северо-восточный ветер дергал Халиля аль-Балави за белую куфию [17] всю дорогу, пока он от автостоянки шел к небольшому зданию, где посетителей проверяют на наличие оружия и взрывчатки.

У поста охраны Халиль аль-Балави назвал себя и сказал, что ему надо к полковнику Фавасу, который назначил ему встречу.

— Я пришел забрать сына, — сказал он.

Ему дали номерок на клочке бумаги и велели пройти в «зал ожидания», которым оказалась маленькая комнатка с белым мраморным полом и несколькими кожаными креслами. Со стены, с огромного портрета, неодобрительно смотрел король Абдалла II в парадной форме, увешанной множеством лент и орденов.

Всю свою жизнь я старался сюда не попасть, — подумал старик, — и все-таки попал.

К этому времени в семье уже догадывались, почему Хумама арестовали. Агенты правительственной спецслужбы изъяли все компьютерное оборудование, а Дефне подтвердила их предположение о том, что ее муж — ну да, действительно — обожал чатиться в интернете. Халиль аль-Балави, до пенсии преподававший арабскую литературу и основы ислама, таких и слов-то не знал. Но в справочной службе Мухабарата ему сообщили, что со следствием сын сотрудничает, так что на свободу его выпустят, скорее всего, в четверг, как раз к мусульманским выходным.

Старик так разволновался, что всю ночь не сомкнул глаз. Лежал, а мысли и воспоминания мчались вихрем: вот Хумам маленький — не по годам умен, упрям и невероятно любознателен, а кроме того, из десяти детей больше всех похож на него.

Папочка, а зачем Господь сотворил людей?

Затем, Хумам, чтобы было кому славить Творца Вселенной.

(Молчание.)

Папочка, а зачем Господь сотворил муравьев?

Минута за минутой истек час, потом второй. Прошли уже чуть не все другие номера, комната почти опустела. Забеспокоившись, не случилось ли чего, Халиль аль-Балави поплелся обратно к посту охраны — преклонного возраста не очень здоровый человек предстал пред очи доброго слуги Его Величества и взмолился: скажите, уважаемый, в чем дело? Тот снял трубку телефона, позвонил, и старику объяснили.

— Очень сожалею, йа аммо [18] Балави, но вашего сына здесь уже нет, — сказал старший наряда.

— А где же он?

— Скорее всего, дома, — прозвучал ответ. — Час назад его отвезли домой.

Вскоре Халиль аль-Балави уже летел по городу назад со всей возможной скоростью, какую только позволяли машине забитые транспортом вечерние улицы, по пути обсуждая с Мухаммадом возможные объяснения столь внезапного поворота событий. Может быть, Хумам ранен? Искалечен? С каких это пор Мухабарат стал таким обходительным, что подвозит отпущенных пленников до дома?

Когда центр Аммана сменился кварталами попроще, строить догадки перестали, и старик погрузился в размышления. Прямо какое-то фамильное проклятие! Все опять возвращается на круги своя.

У Халиля аль-Балави жизнь складывалась трудно с детства: родился в бурном 1943 году в деревне около Беэр-Шевы; теперь эти места считаются югом Израиля. К его пятому дню рождения родители навидались и погромов, и убийств из мести, а потом началась полномасштабная война, которая разделила Палестину на два государства, в результате чего тысячи арабов, в том числе и семья Балави, оказались в изгнании. Их маленький участок, на котором он когда-то играл ребенком, теперь ему недоступен: стал хлопковым полем, которым владеет еврейский кооператив.