Прежде всего нас крайне интересовало, какое судно к нам пошлют, когда пошлют, кто пойдет на остров и делается ли вообще что-либо для подготовки экспедиции. Но, к нашему сожалению, сообщений об этом не было. Говорили о чем угодно, но только не об острове. Почти каждый день из Хабаровска сообщали об организации какой-нибудь экспедиции. Говорили об экспедициях в Уэллен, на мыс Северный, на мыс Шелагский, на Колыму, даже в бухту Провидения, но об острове Врангеля — упорно молчали, как будто бы его вовсе не было на карте.

Это упорное молчание будило у некоторых зимовщиков сомнения в посылке судна в этом году. Мне приходилось уверять сомневающихся. На материке прекрасно знают, что мы сидим без топлива, без многого необходимого, что помощь, оказанная нам самолетом, была неполной. Нельзя допустить мысли о том, что нас на материке забыли.

Убеждая в этом своих товарищей, я все же в тайниках сознания иногда сомневался. Мелькала мысль, что к нам могут послать малопригодное судно, как это было в 1932 или в 1931 году, сочетав рейс на остров Врангеля с какой-нибудь посторонней задачей.

Но все это было гаданием на кофейной гуще, потому что мы ничего не знали.

Переходя от сомнений к надежде, мы ни на минуту не прерывали работ по подготовке к приходу судна. Как и в прошлом году, мы с Власовой решили заготовить для московского зоологического сада различных животных. В марте, когда проходил массовый убой весеннего медведя, мы заготавливали живых медвежат и заготовили их девять штук. Можно было бы заготовить больше, но мы устали, да и прихварывали понемножку. Так же, как и в прошлом году, мы имели песцов, полярных сов, леммингов.

Так же, как и в прошлом году — к приходу парохода «Совет» — мы тщательно упаковали наши коллекции и научные материалы.

Весна прошла, тундра совершенно освободилась от снега. Многие цветковые отцвели. В засушливых местах тундра уже успела выгореть. Лед на море все больше и больше раскисал, а о пароходе все еще сведений не было.

Как обычно, в середине июля лед от берега оторвало и угнало. Правда, он не ушел совсем, а стоял стеной на юге и на юго-западе и только с востока и юго-востока, куда хватал глаз, виднелась чистая вода. По всей видимости, ледовое состояние для навигации летом 1933 года было сравнительно благоприятным, а с востока прямо хорошее. «Судно к нам легко попадет, — думали мы, — даже если оно и не будет приспособлено для плаваний во льду».

Всем приезжавшим к нам эскимосам, особенно живущим по южному побережью, я давал указания тщательно следить за состоянием льда у берега и в море. Для этого я выдал им тетради, чтобы они по установленной мною форме записывали свои наблюдения. Понукать их в этом отношении нечего было, все они ждали судна с крайним нетерпением и прекрасно понимали, что успех рейса на остров зависит от состояния льда и точных сведений о нем.

Промысел моржа начали во-время. Несмотря на то, что мы собрались уйти этим летом с острова, однако, как и в прошлый год, мы стремились заготовить для наших преемников достаточное количество моржевого мяса. Промысел моржа проходил вполне удачно, и ни разу мы не возвращались с охоты без поклажи.

В. Ф. Власова с собаками на прогулке (ранняя весна 1932 г.).

В прошлом году с весны наш моторный вельбот из-за пустяковых технических поломок не работал. Будучи на «Совете», я раздобыл необходимые инструменты и еще по осени 1932 года при помощи Павлова исправил мотор, и летом 1933 года моторный вельбот не имел и часа простоя.

Ничего не зная о готовящейся экспедиции к острову, мы с Власовой не собирались к отъезду и не укладывали вещей, полагая, что это можно сделать в любой момент. Но среди туземцев шли деятельные сборы к отъезду, словно пароход уже стоял у острова. Некоторые хозяйства собирались уезжать на материк. Для некоторых из них выезд был необходим во что бы то ни стало. Собирались выезжать Аньялик, Паля, Тагью. Аньялик с братьями по этой причине перебрался с моего разрешения из бухты Сомнительной в Роджерс и охотился с нами на моржей.

Сборы туземцев к отъезду повлияли на заготовку моржа. Собравшиеся уезжать считали, что мясо можно заготовлять только для текущих надобностей, а о зиме думать нечего, так как все равно мясом пользоваться не придется. Эти демобилизационные настроения перекидывались и на других туземцев и грозили сорвать заготовки мяса.

Каждому из них я неоднократно втолковывал, что они должны охотиться так же, как если бы и не думали уезжать с острова. Если будет пароход, мясо не пропадет, даже если не будет завезено новых людей. В этом случае я приму мясо на склад фактории и уплачу деньги. Но, кроме того, я им напоминал о прошлом годе, когда пароход был послан, и он был уже близко у острова, — мы его все хорошо видели, — а тем не менее он к нам не подошел. А ведь если бы мы тем летом не запасли достаточного количества мяса — у нас зимой был бы голод.

Это убедило их, и эскимосы стали серьезно охотиться. Благодаря этому во всех основных становищах были сделаны достаточные запасы мяса.

Так мы провели и вторую половину июля и первую половину августа. По радио говорили, играли, но о рейсе на остров ничего не сообщалось.

12 августа 1933 года мы с Власовой устроили генеральную стирку. Весь день работали и, закончив, отдыхали. Находясь в комнате, мы услышали какие-то крики и вопли. Я выскочил на двор и увидел знакомую по 1932 году картину: люди орали и вопили, а с запада над землей летел самолет. Он вырастал, рос гул и рокот моторов и винтов. Самолет несся почти над самой землей. Вот он уже над нами, мы видим на фюзеляже и на плоскостях наше родное «СССР» и марку корабля — «Н—8». Самолет сделал над нами круг и пошел на посадку.