И он еще раз поцеловал ее.

— Хорошо! Сделаю, как говоришь, милый, дорогой, любовь моя! — говорила в каком-то исступлении девушка.

— Пора ехать, — произнес Беппо.

На самом деле еще можно было помедлить, но ему невтерпеж стало смотреть на поцелуи Марка и Бригитты. Марк вырвался из объятий Бригитты и почти бегом, не оборачиваясь, кинулся к двери. Вспрыгнуть в лодку было делом одной минуты.

— Отчаливай скорее, Бога ради! Промедлим — не выдержу и останусь, — крикнул он товарищу. Беппо опустил весло в воду. Еще раз перед Марком мелькнули в растворенных дверях освещенной комнатки дорогие ему лица учителя, Бригитты, Джованни и скрылись во тьме. Гондола неслась стрелою по тихой воде. Марк взял весло и стал помогать своему другу.

Только к рассвету возвратился Беппо.

— Один? — спросили его в один голос и старик, и Джованни с сестрой. Что-то дрогнуло в их голосе, когда они спрашивали: казалось, в их сердце еще была надежда, что, может быть, Марку в эту ночь не удастся уехать. Но ответ Беппо отнял эту надежду.

— Один, — ответил он и, швырнув в угол шапку, мрачный и задумчивый, опустился на скамью.

Некоторое время все молчали. Первый заговорил Джованни:

— У моей сестренки есть кое-что тебе передать.

Беппо встрепенулся:

— Что такое?

Бригитта, краснея, еще хранившая на своем лице остатки слез, подошла к нему.

— Хочешь, Беппо, назвать меня своей женой? — просто сказала она.

Тот вскочил, покраснев как вареный рак. Он не верил своим ушам.

— Тебя? Своей женой? — пролепетал он.

— Да. Так сделать мне посоветовал Марк.

Она еще не успела докончить фразы, как Беппо уже душил ее в объятиях.

— Когда же нам отпраздновать свадьбу? — спросил Беппо, когда первые восторги его утихли.

— Не прежде, чем отомщу Джузеппе Каттини, — ответила Бригитта, сдвигая брови.

— Как, ты хочешь ему отомстить? — промолвил Джованни.

— Отнять у него то, что он больше всего любит.

— То есть?

— То есть деньги.

— Не делай этого, дитя мое! — вмешался все время молчавший Карлос. — Не плати ему тем, чем платит он. Душа его — порочная, злая — требовала мести, и он мстил низко, подло. Ты чиста и сохрани чистоту: не пятнай себя мщением злодею!

— Правда, синьор Карлос! Ну его! Стоит с ним связываться! — вскричал Беппо и добавил: — Кроме того, с него довольно будет, что ты не выйдешь за него замуж. Разве это не месть?

Некоторое время Бригитта сидела задумавшись.

— Хорошо, — сказала она потом, — я сделаю так, как вы хотите — не буду мстить. Бог накажет его и помимо меня.

— Конечно, Бог накажет, — подтвердили все в один голос.

Порочная, развратная Венеция XVI века, та Венеция, где человек, имеющий не более трех любовниц, считался образцом добродетели, где ни одно поругание догматов и правил религии не считалось грехом, где разврат процветал не менее того, как в последние дни великой Римской Империи, — та Венеция иногда умела преклоняться перед нравственной чистотой, подобно тому, как закоренелые преступники часто плачут при чтении наивно-простого, трогательного рассказа. Кроме того, у развращенных венецианцев был развит художественный вкус, и красота побеждала их, в какой бы она форме ни проявилась. Не удивительно поэтому, что скромная маленькая церковь, где венчались Беппо и Бригитта, была переполнена народом, в рядах которого виднелось немало разнаряженных принчипе и принчипесс [6] , прибывших взглянуть на «первую красавицу из народа».

Стоя рядом с женихом перед алтарем, Бригитта казалась такою девственно чистою в своем белом платье и венке из апельсиновых цветов, что многие из принчипесс тяжело вздыхали, вспоминая о своей былой, навеки утраченной чистоте и, возвратясь домой и оставшись наедине с каким-нибудь своим до мозга костей развращенным любимцем, мечтательно говорили ему:

— Знаешь, Чизари, хорошо быть добродетельной… Есть что-то такое особенное…

Не удивительно и то, что процессия молодых девушек, сверстниц Бригитты, встретила ее у входа в храм и осыпала белыми розами, приветствуя «самую добродетельную, самую красивую» из своей среды.

Не удивительно было и то, что Беппо с таким гордым видом стоял рядом со своей красавицей невестой и, слыша шепот зависти среди — своих сотоварищей, поглядывал на них с улыбкой, которая говорила:

— Что, братцы, съели гриб, пропустили мимо носа! Теперь моя, и никто ее от меня не отнимет.

Ну вот чему многие удивлялись: мать невесты не принимала никакого участия в свадебном торжестве, ее даже не было в церкви.

Никто, конечно, не знал, что, пока Бригитта венчалась, ее мать, озлобленная более, чем когда-либо, сидела у себя дома вместе с Джузеппе Каттини.

Кабатчик был пьян и свиреп. Он ругал всех и вся. Марго вторила ему и сыпала проклятия на голову непокорной дочери.

Однако вскоре беседа их приняла иной характер. Ругая всех, кабатчик выругал и Марго. Толстуха не стерпела, ответила ему тем же. Завязалась перебранка, окончившаяся тем, что Джузеппе поставил иод глазом Марго изрядный синяк, за что и был выгнан ею с позором кочергой. Он еще с полчаса бранился и стучал в запертую дверь, а Марго ходила подбоченясь по комнате и кричала в ответ ему отборные словечки.