— Эх, Грунька! Пока не поженюсь на тебе — спокою иметь не буду: и день, и ночь дума одна, как бы кто тебя у меня не отнял!..

— Али не веришь мне, соколик? — с упреком промолвила девушка.

— Тебе ль не верить! Верю, а так вот сам не знаю с чего, точно беды на нас с тобой жду. Сейчас вот, хочешь — верь, хочешь — не верь, как увидел я, что с тобой боярин ласково разговаривает, так у меня сердце и захолонуло.

— Полно, милый, что за страхи! — с улыбкой проговорила Аграфена.

— Грунька! Да скоро ль ты придешь? Али мне тебя тут до ночи дожидаться? — с сердцем крикнул молодой холопке ключник.

— Сейчас, Иван Митрич, сейчас! — отозвалась она, не трогаясь с места. — Вечером где свидимся? — торопливо спросила она у Ильи.

— Приди в сад, знаешь, к дубку, где летом видались.

— Ладно! Только стемнеет, урвусь, прибегу.

С этими словами девушка повернулась, чтобы удалиться.

— Груня! — остановил ее Илья, — Я думаю не мешкая у боярина просить дозволенная нам повенчаться. Спокойнее будет.

— Спокойнее, вестимо. Что ж, попытай! А только вдруг не позволит?

— Никто, как Бог!

— Попытайся, родной! До вечера!

И она быстро отошла от него.

Илья с невеселым лицом смотрел ей вслед.

«С чего это на сердце у меня словно камень?» — подумал он.

Ключник Иван Дмитриевич повел Аграфену к ключнице Фекле.

— Вот, Фекла Федотовна, тебе новая работница… Боярин прислал, — сказал он старухе.

Аграфена низко поклонилась ключнице.

— С чего ж это он тебя, Грунька, со двора да сюда вдруг вздумал? — спросила Фекла.

— Так, — отрывисто промолвила старуха и сжала губы.

— Боярин изволил ее еще и по щеке потрепать, — хихикнув, сказал Иван Дмитриевич и подмигнул ключнице.

— А, вот что! — протянула та и сурово взглянула на Груню. — Ты, может быть, и рада?

— Чего же радоваться? Здесь ли работать, там ли — не все равно?

— Гм… Может, и не все равно. Что же ты умеешь делать? Вышивать знаешь?

— Нет… Так маленько, а только не скажу, чтобы знала.

— К чему ж мне тебя приспособить? Посажу хоть нитки сучить. Пойдем в девичью!

Идя следом за Феклой, Груня дивилась, почему это старуха вдруг словно не та с ней стала: говорит так, будто сердита на нее за что-нибудь.

— Вот вам новая товарка, девоньки. Потеснитесь, дайте-ка ей места в уголку! — промолвила ключница, войдя с Аграфеной в большую, светлую комнату, в которой работали — шили, вышивали с десяток девушек. Все они были знакомы Груне.

— Что это ты, Груняша, со двора, — ведь ты в птичницах, кажись, была? — да вдруг сюда попала? — спросила одна из них.

— Боярин прислал, — ответила за нее Фекла.

— А! — многозначительно протянула спрашивавшая и насмешливо улыбнулась.

Остальные переглянулись между собой.

Фекла Федотовна посадила Груню на лавку, показала, что и как надо работать, и вышла.

Аграфена принялась за дело, но оно не спорилось. Ее смущали эти несколько пар глаз, не то с насмешкой, не то с любопытством устремленных на нее.

«Чего они на меня все уставились?» — думала девушка и чувствовала, что кровь приливает к ее щекам.

В то время, когда она с Феклой подходила к дверям девичьей, оттуда несся громкий говор, теперь же царила тишина. Все словно воды в рот набрали, разве изредка перешепнется одна с другой, ухмыльнутся да и опять замолкнут.

Смущение Груни росло. Работа совсем перестала идти на лад.

— Сделай милость, покажи, как нужно, — робко обратилась она к сидевшей рядом с нею девушке.

Соседка нехотя показала.

— Брось, Грунька! Тебе разве этому учиться нужно? — заметила сидевшая против Аграфены рябая рыжая девка.

Груня вопросительно уставилась на нее.

— Тебе надо учиться целоваться жарче, обниматься крепче. Али тебя уж Ильюшка этому понаучил вдосталь?

Кругом послышался смех. Лицо Груни залилось яркой краской, теперь уже краской гнева.

— Тебе-то что до меня и до Ильи? — вскричала она.

— Вестимо, мне что! Целуйся хошь с ним, хошь с боярином!..

— Рябая корова! — выругалась Аграфена.

— Ишь, ты! «Такая» да еще и ругается, — воскликнула задетая за живое девка.

В это время вошла Фекла и присела среди девушек. Все притихли.