— Ох, избалую я тебя, как же ты потом жить-то будешь… Ну, одеваемся уже.

Пискнув, Миль повисала у бабушки на шее, дрыгая ногами.

— А ну брысь! — сердито прогоняла её бабушка, однако же, обнимая на миг. — Тяжеленная стала — сил моих дамских нет!

И вновь обе вступали в ночь, как в сказку, и город до утра делился с ними тайнами и предоставлял все свои удобные уголки, чтобы они спокойно могли поведать секреты друг дружке. Или просто помолчать.

…Не одни они бродили по городу. Случалось им заметить и других ценителей ночного покоя. Тех, кто при встрече замолкали и, отодвинувшись один от другого, делали вид, что гуляют по отдельности. В свете фонарей было заметно, как темнеют от румянца их щёки. Было же время… Люди умели краснеть… И не боялись гулять по ночам.

Но их вид напомнил Миль, что кое о чём они с бабулей как-то однажды не договорили… Она стала поглядывать на бабушку, ломая голову, как бы это ей так спросить, чтобы не расстроить… И вздрогнула, вдруг услышав:

— Просто спроси, — бабушка, склонив голову, смотрела на неё сверху вниз. И на выраженное удивление ответила: — А то я не знаю, как ты выглядишь, когда у тебя свербит. Давай, спрашивай. Всё равно лучшего способа получить ответ не существует.

Оглянувшись на удалившуюся пару, Миль вывела на ладошке:

«У тебя было трое мужей. Как случилось, что ты одна?» — Надпись тут же пропала.

— Судьбе, видимо, так было угодно, чтобы сейчас мы с тобой были вместе. Но ты ведь не о том, да, да… — бабушка с заметным усилием заставила себя собраться и ответить, но вдруг передумала: — Знаешь что, история-то длинная и не для чужих ушей. Пойдём домой, а?

Ушли они недалеко, так что вернулись скоро. Миль кинулась было поставить чайник, но бабуля покачала головой:

— Давай обойдёмся. Лучше зажги свечи. И шторы раздвинь…

И вот на полу лежат косые прямоугольники лунного света, а по всей комнате трепещут живые огоньки свечей. И они с бабулей — рядышком, на любимом диване. Открыт тот самый старый бабушкин альбом, распухший от фотографий. Миль рассматривала его много раз, но вот этих снимков не замечала.

— Узнаёшь? — улыбается бабушка.

Миль всматривается в милое юное лицо девушки-подростка, обрамлённое длинными тёмными волосами… Знакомый прищур глаз… Похожа на маму, но… Бабуля!

— Я, конечно. Мне тут пятнадцать. И я невеста. Вот и твой дед, он на два года был старше меня. Красив, правда? — с гордостью погладила она лицо на снимке. — Выгодный брак, обе семьи были довольны — старшие дети двух кланов, слияние двух родов… А мы просто любили друг друга. Нам повезло, считали мы. Иногда детей женят по необходимости, из-за выгоды… Всё, как и встарь. Он ещё учился, а я получила инициацию и образование дома, родители сочли, что мне следовало начать адаптацию в обществе чуть пораньше, вот мы и оказались в одной группе. На тот момент мне не было равных! Я быстро догнала своих, а потом они догоняли меня… Когда они сдавали основные дисциплины, я уже натаскивала новичков, у меня была своя группа. А всё свободное время мы проводили вместе, я и Гриша, Горигор-хиз-Грай.

Да мы никого вокруг не замечали! Но оказывается, нельзя быть слишком счастливыми, кто-нибудь да позавидует, может, и не намеренно, но накличет беду. Кто-то завидует красоте, кто-то — молодости, кто-то — таланту… А уж чужому счастью трудно не обзавидоваться. Люди есть люди, даже самые сильные, и мутанты — не исключение. Сильному даже труднее признать, что он в чём-то несостоятелен. Гордыня, знаешь ли, самый непобедимый из грехов… Что?

А, ну да, отвлеклась я. Недолго мы вместе прожили. Я преподавала в нашем Лицее, а Горке предложили назначение в дружину к Самому. Мы тогда его чуть ли не боготворили, ещё бы — непобедимый Ксанд Владар, за последние четверть века не потерял в битвах ни одного бойца… Если он звал, ему не отказывали. Это уж потом стало известно, что бойцов он не теряет потому, что не экономит на разведке, и вот там-то у него текучка кадров…

Сначала Гриша был курьером, всё время в разъездах, мотался туда-сюда. Только приедет, гляжу — опять за ним прислали. Скучала я страшно. А потом его перевели в разведку, а это уже другой статус, если попался, то попался. Другие города, чужие кланы. Если главы договорятся — выменяют назад, а не договорятся — могут делать, что хотят, например, выставить как бойца со своей стороны, и будет солдатик рубиться с собственными братьями… Однажды он не вернулся. А я Валенькой беременная… Метнулась я к Владару. Принял ласково, пообещал всё сделать, что в силах. Сам часто заходил, справлялся, как у меня дела, фрукты присылал, деньги, как вдове…

Не вернулся Горка. И дочку не повидал, без него росла… Не сразу, но всё чаще стал Владар на глаза попадаться. То в лицее зайдёт на занятия, то на улице подойдёт, вроде случайно. То девочку на руки возьмёт, поиграет с ней, а матери же всегда приятно доброе отношение к её ребёнку… тем более, искреннее. Хочешь приручить львицу — приручи сперва её львёнка. Валентинка моя ласковая была, весёлая, а уж до чего хорошенькая! Её все баловали. Потянулась она ко Ксанду. Дети всегда чуют, когда их любят, а он и меня любил, и дочку… Долго рассказывать не буду. Нашлось в моём сердце место для другой любви. Родила Юрика. Врать не стану — счастлива была, по-другому, не так, как в пятнадцать. Полнее, глубже было моё счастье, детей двое, муж на руках носил. Как ни крути, он до сих пор меня любит.

Но правду я не от него узнала. Как всегда, нашлись доброжелатели… Не знаю, что он с ними потом сделал, но что не остался в долгу — за это могу ручаться. Не из тех он, кто одалживается. Кто знает, если бы тогда, приехав в город, я его, а не Гришу первым повстречала, то, может, и иначе бы всё сложилось. Горка бы жив был, любил бы другую… А так света я не взвидела. Схватила ребят в охапку и ушла. Юрик его не помнил, как и Валентина — своего отца.

И не пропали мы. С чего бы. Но могу сказать, что больно мне было. Хорошо, что дети были не из ранних и ничего не замечали… А? Вале — четыре, Юрашке — два… Я ночами выла в подушку… как не рехнулась… Не могла я его простить! И разлюбить не могла, не тогда. Позже ярость сменилась ненавистью. Знаешь, женщина может многое простить любимому, но не то, что она любила недостойного, подлеца… Это убивает всякую любовь.