Фургон встал, медики быстро унесли Миль и часть приборов, Серёга двинул было следом, но его ловко развернули и оказалось, что он идёт в другом направлении в сопровождении высоких тёмных фигур, которые двигались так тихо, что казалось — они часть ночи. Серёге даже стало неудобно за свой топот, и он постарался ступать аккуратнее, но тут же стал отставать, его взяли за плечо и посоветовали:

— Шевелись, парень. Потом отдыхать будешь.

Они вошли в свет, Серёга прикрыл глаза, а когда проморгался, обнаружил, что остался один. Впрочем, нет, не совсем: в дальнем от мальчика проёме двери стоял, прислонившись к косяку, хорошо одетый пожилой мужчина. Судя по всему, он ждал, пока глаза у Сергея адаптируются. Дождавшись, слегка кивнул и сказал:

— Пойдём, поговорим, — повернулся и неспеша зашагал, уверенный, что мальчик последует за ним. Не оборачиваясь, мужчина представился: — Звать меня Петром Даниловичем. Не отставай.

Серёге ничего другого и не оставалось, он плёлся, любуясь покроем пиджака и интерьерами помещений, по которым проходил. Провожатый открыл перед ним одну из дверей:

— Заходи. Эта комната — твоя, пока ты у нас гостишь. Я взял на себя смелость выбрать для тебя ужин. Полагаю, ты голоден?

И Серёга понял, что, несмотря на все события — да, он-таки голоден!

— Ну так не стесняйся! — провожатый улыбнулся и приглашающе повёл рукой. — Направо — санузел. Можешь повесить куртку сюда и переобуться. Затем мой руки и за стол. Я подожду здесь.

Он с удобством расположился в одном из двух кресел, имевшихся в комнате, а Серёга, стараясь, чтобы челюсть отвисала не очень сильно, осмотрелся, пристроил куртку на вешалку, сменил ботинки на тапочки и прошёл, куда указали.

Санузел был в лучших традициях плановой застройки — совмещённым, но на этом и заканчивалось сходство со всем, что Серёга привык видеть в подобных местах. Возможно, он провёл там несколько больше времени, чем рассчитывал, но зато успел немного прийти в себя и к столу вышел уже вполне спокойным, относительно чистым и даже причёсанным — на полочке под зеркалом нашлось всё, что требовалось.

Провожатый одобрительно взглянул на него поверх журнала и спросил:

— Сам разберёшься? — это он про ужин, накрытый металлическим колпаком. Хорошо всё-таки иногда смотреть иностранные кинофильмы — такой колпак Серёга видел в кино, поэтому знал, что с ним делать. Однако количество блюд и размеры порций его всё же удивили, и он не смог утаить удивления.

— Да садись уже, лопай, — усмехнулся Пётр Данилович. — А то и так, боюсь, всё остыло.

— Это что — всё мне одному? — спросил Серёга, устраиваясь за столом и вдыхая аромат блюд.

— Я уже ужинал, так что налегай. Меня в пятнадцать лет дважды упрашивать не приходилось. Давай, не разочаровывай меня, — и он опять открыл свой журнал.

Серёга, пропустивший и обед, и полдник, и ужин, принялся энергично навёрстывать и управился довольно быстро, не замечая, с каким удовольствием посматривает на него Пётр Данилович.

— Составь все тарелки обратно на поднос, и выкати столик в коридор. Завтракать будешь в столовой, но сегодня ты гость.

И вот столик уже в коридоре, а Серёга и Петр Данилович сидят напротив друг друга, и старший с интересом рассматривает младшего, а тот отвечает взаимностью.

— Ты ведь понимаешь, где находишься, Сергей? — спросил, наконец, Пётр Данилович.

— Приблизительно, — ответил Серёга. — И из-за кого я тут, тоже знаю. Из-за Ратниковой. Не понимаю только, почему. Она что — шпионка или инопланетянка?

Пётр Данилович усмехнулся:

— А сам-то как думаешь?

— Я думаю, что она девочка, которой в жизни очень не повезло.

— Да? Ну-ка, ну-ка, что ты об этом знаешь? — заинтересовался собеседник.

— Немного. Знаю то же, что и все — родителей у неё нет, а теперь, кажется, и бабушки не стало. Иначе Милка бы не оказалась на улице. Так?

— Ну… допустим. А почему же она в милицию-то не пришла? Или к тебе?

— Ко мне… Меня в городе не было, нас на всё лето увозят в колхоз. Я приехал поздно. А в милицию… ну, она, наверное, боялась… Думала, что во что-то вляпалась… Не знаю.

— Думала или вляпалась? — уточнил Пётр Данилович.

— Понимаете, Милка — она хорошая. По своей воле в дерьмо не полезет, — подумал и добавил:

— Зуб даю. Но бывают обстоятельства, когда от человека мало что зависит. Тем более, от ребёнка. А ей всего девять.

— Умный ты мальчик, Серёжа, — поднял бровь Пётр Данилович. — А вот скажи…

Серёга отчего-то внутренне напрягся, и не зря… Пётр Данилович продолжил:

— Ты за ней ничего… не совсем обычного не замечал?