– Логично. Но где доказательства, что он там был?

– Они нам неизвестны.

– Как неизвестно, действительно ли у него были почечные колики или это была его реакция на мои слова, когда я сказал, что Сабас жив.

– Потом он успокоился.

– Нет, он понял, что я солгал. Мне показалось даже, что он угадал ход моей мысли. Во всяком случае, пока очевидно одно: его ненависть и презрение к брату.

– Кстати, – воскликнул Рубен, щелкнув пальцами, – я забыл тебе сказать, что дом в Сьюдамаре, который принадлежал Хосе Мануэлю, после победы революции превращен в детские ясли. Называются они «Исмаэлильо» и расположены рядом с домом для престарелых. Старые по соседству с малыми. – Рубен улыбнулся. – Дом был национализирован в пятьдесят девятом году, и никто в нем тогда не жил.

Остановив машину у дома доктора Мирамара, Осорио и Рубен вышли и были удивлены, не увидев в приемной ни одного пациента. Однако жена врача рассеяла их недоумение.

– По пятницам Анхель не принимает.

– Мы хотели бы видеть его, сеньора.

– Он мне сказал, что обедать дома не будет и что собирается идти к вам давать… как это… он назвал…

– Письменные показания.

– Да-да, правильно.

– Мы не можем ждать доктора и очень просили бы вас нам помочь.

– Но Анхеля нет и… Я не знаю, как он к этому отнесется…

– Это совершенный пустяк. Нам нужно лишь посмотреть список больных, которые были на приеме у вашего мужа в четверг.

После некоторого колебания женщина пригласила их в библиотеку. На письменном столе, на том же самом месте, что и в прошлый раз, лежала тетрадь, куда заносились имена пациентов. Женщина протянула ее Осорио, Осорио просмотрел запись четверга, и Рубен тоже – из-за плеча своего начальника.

– Здесь нет имени Хосе Антонио, – сказал он, – а это значит…

– Кто вам нужен, скажите, пожалуйста. Я помогу…

– Мы ищем пациента по имени Хосе Антонио Трухильо.

– Ах, Пепе! Но его полного имени вы здесь не найдете. – Женщина взяла тетрадь, и ее указательный палец скользнул по странице. – Вот, пожалуйста: Пепе Тр. – Она вернула тетрадь Осорио. – Поскольку он наш старый пациент и к тому же знакомый, я записываю его как Пепе и добавляю Тр., чтобы не спутать с другим Пепе, тоже нашим знакомым. Здесь записаны те, кто получили консультацию. Видите, Пепе был принят в десять двадцать пять.

– А где предварительная запись?

– Вот она. – Женщина приподняла чучело обезьяны, державшей коробок со спичками. – Кажется, если только я не ошибаюсь, Пепе записался рано и ждал Анхеля. Я помню это потому, что поила его кофе и просила посмотреть Клотильду. – Она улыбнулась. – Клотильда это моя кошка, уже несколько дней она не ест и гуляет по крышам.

Во второй тетради имя Хосе Антонио, на этот раз полное, было тотчас обнаружено.

– Согласно этой записи, Хосе Антонио Трухильо пришел на прием в восемь часов пять минут утра. У вас хорошая память.

– А что я вам говорила?!

– Хорошо, но почему здесь его имя написано полностью?

– Это объясняется очень просто. При предварительной регистрации Анхель не разрешает мне записывать имена моим способом. Он должен знать полное имя пациента. Иногда приходится делать запросы, наводить справки в архиве, понимаете? А уж потом, когда я регистрирую тех, кто получил консультацию, я могу писать имя пациента, как мне нравится. Так распорядился Анхель, а он человек очень аккуратный.

Феликсу Арриасе было велено дождаться доктора Анхеля Мирамара, взять у него письменные показания, приложить их к показаниям Хосе Антонио Трухильо и отправить вместе на графическую экспертизу для сравнения с почерком, которым была написана записка, найденная в кармане рубашки Хайме Сабаса.

Осорио же с Рубеном отправились к Хулии Пардо, вдове Хосе Мануэля Трухильо. Времени у них было в обрез. Затормозив прямо у дома, они почти побежали к воротам.

Сквозь решетку ограды виднелся внутренний дворик, довольно обширный, с еще сохранившимися растениями, за которыми, судя по всему, когда-то тщательно ухаживал хороший садовник. Скамейки едва можно было различить среди высокой травы; клумбы, от которых расходились выложенные камнями дорожки, были запущены. Ворота открылись только после второго звонка. Они вошли.

У дверей дома их ждала Хулия Пардо и после того, как они ей представились, провела их в гостиную. Мужчин не покидало тяжелое чувство при виде запустения, царившего повсюду. Даже мебель в гостиной будто бы съежилась, стала маленькой и жалкой. На стенах остались светлые пятна – следы когда-то висевших здесь картин и ковров.

Однако у хозяйки дома был совсем иной вид. Оба мужчины сразу заметили, что она очень хороша собой.

Допрос пошел по уже проторенному пути. Хулия не отрицала разгульного образа жизни своего супруга и призналась, что вечеринки в Сьюдамаре всегда были ей отвратительны, хотя она молчала об этом. Когда она выходила замуж за Хосе Мануэля, она никак не предполагала, что он окажется таким.