— То есть сарацинология перестала существовать?

— Нет, зачем же? Просто в данный момент проведение подобных исследований чревато новыми жертвами. Как вы знаете, в результате последней вылазки сарацинов мы потеряли больше семидесяти человек…

— Для здешнего гарнизона это серьезные потери.

— Безусловно. И страшнее всего в этой ситуации, что сарацины используют гипнотическое воздействие. К сожалению, не все сотрудники Крепости обладают к нему иммунитетом.

— Что вы намерены предпринять по этому поводу?

— Как я уже сказал, прежде всего — мораторий на любые контакты, до выработки оптимальной стратегии. Сколько это займет — не знаю, скорее всего, это долгий процесс. А дальнейшее — поддержание наличных сил в постоянной боевой готовности. Подчеркиваю: готовности к оборонительным действиям, только к оборонительным. И, соответственно, более тщательный отбор персонала, порученный специальным экспертам.

— Благодарю вас, Олег Николаевич.

На экране снова всплыла лощеная физиономия ведущего. Олег, отобрав у Джорджа пульт, вырубил телевизор и выдал такой боцманский загиб, что даже Джордж завистливо крякнул.

Оглянувшись, он обнаружил, что вся команда в сборе — Макс и Ханна уже просочились в гостиную, Джейн заглядывает в двери. И все в упор глядят на отца-командира, ожидая комментариев. Олег желчно усмехнулся:

— И что непонятного? Пока все спали, смотался на студию, записали материал, пейзаж подложили…

— Мозг не парь, командир, — посоветовал Джордж. — Фуфло, сто пудов.

— Сарацины-то им чем помешали? — пробормотал Янек.

Олег встряхнулся:

— Ну вот что, дружина и братие… Я, как видите, пока не больше вашего понял, так что тайм-аут, годится? Джейн, кофейку не сделаешь?

— Из собственных ручек и в постель? — довольно ехидно осведомилась та.

— Лучше просто покрепче.

— Ладно…

— А можно мне тоже кофейку? — донеслось из прихожей. — Мерзость на улице…

— Ой… — испуганно пискнула Джейн.

Олег выглянул в прихожую и отвесил челюсть. Вот уж действительно — «ой»!..

Руди выглядел как после пьяной драки в глинистой луже. Очочки косо держались на уцелевшей дужке, правую щеку рассекала свежая царапина, под глазом зрел великолепный фингал. Дождевик пропал, а мешковатый костюмчик скромняги-аспиранта превратился в живописнейшие лохмотья, причем штанина лопнула по шву практически доверху, а рукав выглядел явно опаленным.

— Ты что, с бульдозером сцепился? — тупо спросил Олег.

— Потом, — отрубил Руди.

Олег только сейчас почувствовал, что от Руди, несмотря на неизменную улыбочку, отчетливо тянет раскаленным добела бешенством. Таким он друга-шефа не видел, даже когда секта Хитрых на Джудекке начала действовать от имени Института. Олег не увидел — почувствовал, что Джордж уже «сделал стойку», готовясь перехватить способную вырваться Волну. Молодец «страж»…

— Олег, через пару минут на кухне чирикнем, идет? Вас, ребята, прошу особо не разбредаться. Джейн, все ж насчет кофейку расстарайся, пожалуйста. — И Руди скрылся в ванной. Олег в ответ на удивленные взгляды только и мог, что руками развести.

…Джейн из кухни вымело сразу же, и Олег, отхлебнув кофе, выжидательно глянул на Руди. Тот успел переодеться в футболку и джинсы, а обжигающую ярость загнал глубоко внутрь. Отложил про запас. Остался только сосредоточенный прищур за стеклами очков в простой металлической оправе. Олег усмехнулся про себя: вот теперь дорогой любимый шеф напоминал Руди-прежнего, с которым они укрывались одним плащом, дрались спина к спине…

— В общем, если коротко, — Руди глотнул кофе, глубоко затянулся сигареткой. — Меня только что попытались грохнуть. Вот так, средь бела дня.

— Че-го?! — Олег чуть чашку не выронил. — Тебя что — не прикрывали?

— Прикрывали, — отрывисто бросил Руди — и Олег не стал уточнять.

— Кто попытался? Уже вычислили?

Руди сделал отстраняющий жест сигаретой:

— А вот тебе новость вторая: час назад умер Лесник. Кровоизлияние в мозг.

Знаем мы такие кровоизлияния, шалея, подумал Олег. Сами такое исполнить могём…

— П-погодь… Так это ж, считай, война?

— Дошло? — усмехнулся Руди углом рта. — Точку нам менять придется однозначно, здесь оставаться нельзя, — говорил он вполне по-деловому, но Олег почувствовал за этим настоящую боль: к своей библиотеке Руди относился трепетней, чем к любой женщине.