Ладило подивился:

– А как со мной, так и с князем.

– С тобой я на своем языке говорю. Ну, я еще норвежский и латынь знаю. И совсем немного от матери по-лабски.

– А князь и свейский знает, и латынь, и греческий.

– Откуда?

– Да грамотный он! При нем и в Киеве, и в Ростове, и здесь, в Новгороде, полно народу всякого было, много чему научили. Ярослав наш ко всякому учению весьма охоч! – Сказано это было с таким удовольствием, что Ингигерд едва не рассмеялась. Она уже жалела, что не расспросила Ладилу о князе подробней, а делать это теперь некогда, ладья уже была у пристани Новгорода.

Ингигерд заставила себя не вглядываться в лица встречавших, она скромно опустила глаза вниз в ожидании, пока опустят сходни. Наконец все было готово, и невесту пригласили идти на берег.

Волнуясь, но все так же глядя вниз, она ступила на доски сходен. И в этот миг над Новгородом поплыл колокольный звон! Это на колокольне Софии звонарь приветствовал новую княгиню. Ингигерд вздрогнула и поневоле подняла глаза на купола собора.

Яркий солнечный день раскрасил округу всеми цветами радуги. Пронзительное синее небо, чуть зеленоватая вода Волхова, темный лес на горизонте, белые и темно-красные стены новгородских построек и пестрая толпа в праздничных нарядах. И над всем этим звук колокола… Сердце Ингигерд поневоле зашлось радостью. Она поняла, что каков бы ни был князь, эту землю она уже полюбила всей душой!

Куда-то исчезли все звуки, оставался только этот звон, зовущий за собой в небесные дали. И было так хорошо, что Ингигерд едва не расплакалась, наверное, впервые в жизни.

Переведя заблестевшие восторгом глаза на встречающих, она вдруг увидела прямо перед собой будущего мужа. Князь стоял, протягивая ей руку, чтобы помочь сделать последний шаг со сходен ладьи, словно это был шаг в новую жизнь.

Если бы кто-то всего через минуту спросил у Ингигерд, каков Ярослав из себя, не ответила. Она не заметила ни его стройности, ни того, что князь весьма приятен лицом, видела лишь глаза – умные, пытливые, блестящие и тоже восторженные… И почувствовала, что тонет в них.

Ей бы утонуть, но откуда-то из глубины вдруг выплыла строптивая мысль: «А Олав все равно лучше!»

В мир сразу вернулись шум толпы, детский плач, скрип сходен, даже воронье карканье. Это разрушило мимолетное счастье, восторг в ее глазах поблек.

Ярослав принял все на свой счет. Его взор стал слегка насмешливым, что ж, видно, не глянулся невесте… Эта насмешка озадачила Ингигерд. Что-то не так? Она ожидала его восхищения, пусть не льстивых, но приятных слов, а будущий муж приветлив и только? Обида сжала сердце девушки.

Но долго обижаться не пришлось, ее закрутили события этого необычного дня. Прежде всего Ингигерд следовало дать русское имя, вернее, имя было византийское – Ирина. Она не противилась, прекрасно понимая, что если уж приехала сюда, чтобы стать княгиней Хольмгарда, то должна принимать местные правила и обычаи. Вводить свои будет потом, если это вообще возможно.

А прежде всего будущую княгиню вымыли, переодели и переобули, но главное – переплели косу на две, уложив венком вокруг головы и спрятав от чужих глаз под шапочку и плат. Вот и все, теперь она замужняя женщина и ее волосы распущенными будет видеть только муж на ложе, – вздохнула Ингигерд. Ее сердце чуть сжалось от грусти по ушедшей юности, по вольной, беззаботной девичьей жизни, но в то же время девушка была готова принять свое новое положение и новые обязанности.

Было чуть неудобно из-за непривычной одежды и головного убора, от излишнего внимания окружающих людей, от суеты и непонимания того, что произносится другими. Она словно оглохла, уши слышали, но голова ничего не понимала, после каждой сказанной фразы приходилось поворачивать голову, вопросительно глядя на прислуживающую девушку в ожидании перевода. Ингигерд, хорошо говорившая кроме родного языка на латыни и норвежском, дала себе слово как можно скорее выучить и русский тоже, чтобы самой понимать речь жителей Гард.

Успокаивало только то, что интонации их голосов были доброжелательными и часто восхищенными. Старая женщина, помогавшая ей раздеться и мыться, даже головой покачала, языком зацокала в знак одобрения статей невесты. Ингигерд, и без перевода понявшая, что значат ее слова, горделиво выпрямилась и чуть надменно покосилась на девушку, с которой переглядывалась старуха. Та перевела:

– Светозара говорит, что никогда не видела столь стройной и красивой девушки. Повезло князю, что у него такая жена!

Почему-то похвала старой женщины чуть смутила красавицу, Ингигерд потупилась, что определенно понравилось еще больше.

Потом было все остальное – венчание, свадебный пир, шум, гам… Князь действительно свободно говорил по-свейски, был доброжелателен и, похоже, искренне восхищен невестой, что примирило Ингигерд с будущим мужем, даже хромота не бросалась в глаза.

И вот после всех беспокойных часов они остались вдвоем.

Он был ласков и бережен, Ингигерд все же утонула в этих серых глазах, подчинилась его мужской воле… Князь что-то шептал ей, но по-своему, по-русски. Было понятно, что нежное и даже восторженное, а потом она просто перестала думать о словах, отдавшись этому новому ощущению женского счастья.