— Спасибо, Аюми! Должно быть он очень вкусный. Ты здорово готовишь, учитывая скудность здешнего рациона! — улыбнулся я ей.

Усевшись на краю площадки и распеленав котелок с супом, я снова посмотрел на девушку. Она села рядом, скрестив ноги. Кивнула мне:

— Ты ешь, ешь! Пока ещё не остыло. А то сидишь здесь целый день, как сторожевой пёс. Наверное, все глаза проглядел?

Аюми улыбнулась — лучисто и открыто.

Суп и в самом деле, оказался наваристым и ароматным, хотя кроме рыбы, корнеплодов и каких-то трав в нём не было ничего особенного. Я с аппетитом опустошил котелок и отставил его в сторону.

Аюми заботливо наблюдала за мной, подперев рукой подбородок. Когда я взглянул на неё, она смутилась и принялась поправлять блузку и разглаживать складки на своей юбке.

— Послушай, Аюми! Почему твой отец винит себя в недуге Джиро? — как бы невзначай спросил я её.

Брови девушки нахмурились, обозначив на лбу две вертикальные морщинки.

— Джиро родился в плохие времена, — неохотно ответила она. — В годы большого голода… Наша мать сильно болела и была очень слаба, чтобы родить ещё одного ребёнка. Никто тогда не думал о детях. Каждый хотел просто выжить и сохранить то, что имеет. Всем было тяжело…

Аюми задумчиво посмотрела вдаль.

— Наша мать умерла во время родов, — через некоторое время продолжала она. — Отцу самому пришлось спасать Джиро от смерти. Но он не был врачом или повитухой. А наши соседи отвернулись от него, обвиняя отца в беспечности.

Она взглянула на меня, и я прочёл в её глазах скорбный укор.

— Но Богу было угодно, чтобы Джиро остался жить, хотя он и не был таким, как все. Что мы могли с этим поделать? У отца после всего случившегося руки просто не поднялись, чтобы избавиться от такого сына, как это делали другие. Он полюбил его всей душой… Порой мне кажется, что он любит его даже больше меня.

Аюми замолчала, и губы её тронула печальная полуулыбка.

— Но в изъяне Джиро не было ни чьей вины! — уверенно добавила девушка. — На всё воля богов. Ведь каждый приходит в этот мир таким, каким его замыслил Всевышний.

— Ты, в самом деле, веришь в то, что некий Бог может быть как-то причастен к судьбам простых людей?

— А ты разве нет? — искренне удивилась девушка. Её миндалевидные глаза наполнились сомнением. — Ты не веришь в силу и могущество Всевышнего?

— Если честно, нет. На Земле люди давно верят только в науку и в способности самого человека стать равным любым богам. Мы знаем, что никакая абстрактная высшая сила не способна держать в повиновении целую Вселенную… Но это не означает, что ты должна перестать верить в это! — добавил я, видя, что девушку одолевают противоречивые чувства.

После долгого молчания, она, наконец, решительно сказала:

— Я хочу пойти с вами! — Она с надеждой посмотрела на меня. — Можно мне пойти с вами?

Её намерения немало удивили меня.

— Но ты девушка! Это будет военный, опасный и трудный поход. Зачем тебе рисковать собой?

Аюми гордо подняла голову. Щёки её пылали румянцем.

— Я видела, как ты сражался за нас — за жизнь Джиро и мою честь. И я хочу отплатить тебе за твою милость к нам!

— Это не было милостью, — покачал я головой. — Это был мой долг — защищать слабых и униженных, бороться со злом в любом его проявлении. Понимаешь ли ты, зачем мы пришли в ваш мир? Зачем я снова готов пойти на смерть?

— Чтобы спасти свою любимую? — с надеждой произнесла Аюми.

— Не только за этим. Главная беда вашего общества в том, что оно утеряло нравственность. Не ту, о которой здесь ещё можно услышать — нравственность в её примитивном толковании, основанную на слепом следовании ритуалам и традициям. Я говорю о подлинной нравственности, обязательным условием которой является осознанность. Если гивейский народ обретёт её и восстановит мораль, то он сможет остановить саморазрушение, которое длится последние десятилетия. Понимаешь?

— Да, — кивнула Аюми, заворожено глядя на меня.

— Но такое возрождение нравственности возможно лишь при изменениях самого общества — глубоких и кардинальных. Ни одно человеческое существо не может пребывать во благе при неблагополучии окружающей среды. Так или иначе, эта среда заставит человека ощутить на себе последствия своих проблем. Именно социальная среда порождает тиранов, с диким стремлением к власти над людьми, насильников, стремящихся возвысить себя через унижение других, людей с искривлённой психологией и архаическим пониманием доблести. А они в свою очередь рождают новых, подобных себе призраков. И так продолжается до бесконечности, пока кто-нибудь не разорвёт эту цепь зла.

Вот и Крода, похитивший мою жену, — он тоже один из таких призраков, одно из звеньев в этой цепи. Сам он ни есть абсолютное зло, нет. Он лишь порождение социальной системы, до краёв наполненной инферно. Именно инферно порождает людей, подобных Кроде или Чой Чо Рену, а они в свою очередь плодят и питают его страданиями других людей. И рождение инфернальных призраков здесь будет неизбежным и непрерывным, потому что общество, которое существует сегодня на Гивее, отрицает любовь. Вот почему оно неминуемо обречено на разрушение.