В течение последующих нескольких дней по распоряжению Цезаря в лагере устраивали пиры. Рынки на много миль вокруг опустели — все продукты скупили римляне. Проконсул хотел порадовать своих отважных легионеров царскими блюдами. Произнося одну из торжественных речей, он похвалил мужество и храбрость солдат и в очередной раз сообщил, что он уже отдал приказ своему квестору выдать каждому легионеру премию в размере годового жалованья. Обычно такой чести могли удостоиться только граждане Рима, но Цезарь решил в очередной раз пренебречь всеми правилами и обычаями. Он велел выплатить вознаграждение всем, кто сражался на его стороне, то есть значительную прибавку к жалованью должны были получить и всадники-кельты. Цезарь лично принял в своей палатке командиров кельтской кавалерии, которые присоединились к вспомогательным войскам римлян вместе с верными им воинами, и передал им деньги.

Знатные представители разных племен (многие из которых даже не могли вернуться в собственные оппидумы, поскольку были изгнанниками), решившие служить Цезарю, стали богатыми людьми. Я понял, что проконсул и здесь действовал с тонким расчетом: выдав вознаграждение всем своим воинам, а не только гражданам Рима, он вогнал клин между соперничающими кельтскими племенами, и разногласия между ними стали еще сильнее. Чтобы выплатить столь высокие премии, обещанные солдатам, Цезарь был вынужден использовать собственные денежные резервы. Узнав об этом, Мамурра просто взбесился.

— Ты тратишь деньги, которые я еще не успел сосчитать! Почему бы нам наконец-то не выплатить все твои долги, Цезарь?

Личный казначей проконсула был одним из немногих людей, которые могли позволить себе разговаривать с Цезарем подобным тоном.

— Какой смысл выплачивать долги? Рассчитавшись с кредиторами, я потеряю Галлию, — спокойно ответил Цезарь. — Дружба с эдуями для меня гораздо важнее, чем какой-нибудь укрепленный лагерь посреди этой глуши, в котором можно хранить провиант для моих войск.

— Ты пообещал царские короны такому количеству галлов, что на всех вождей этих бесценных символов власти наверняка не хватит, — примирительным тоном добавил Мамурра и широко улыбнулся. В конечном итоге он беспрекословно выполнил все приказы Цезаря.

Почти все вечера проконсул посвящал составлению писем, которые гонцы должны были как можно быстрее доставить в Рим. Всем членам сената и кредиторам Цезаря следовало узнать, что в Галлии он наткнулся на настоящую золотую жилу. Пусть всему Риму станет известно, как он победил гельветов, которые благодаря соседству с воинственно настроенными германцами всегда считались самыми отважными из кельтов.

Гельветам, латовикам, тигуринам и раурикам Цезарь приказал вернуться в земли, которые они недавно покинули, аллоброги же должны были предоставить всем этим племенам столько продовольствия, сколько тем понадобится, чтобы прожить до следующего урожая. Вряд ли кто-нибудь мог позавидовать аллоброгам. Они жили на территории римской провинции Нарбонская Галлия, поэтому вынуждены были выполнять все распоряжения проконсула, то есть Цезаря. Гельветы же, вернувшись в свои родные земли, смогут жить как свободный народ.

Цезарь велел разбить в окрестностях Бибракте укрепленный лагерь, в котором его солдаты могли бы некоторое время отдохнуть и залечить свои раны. После того как проконсул победил войска гельветов, эдуи решили, что римлянам лучше не перечить. Получив какое-либо распоряжение от Цезаря, они больше не пытались тянуть время. Сейчас эдуи снабжали римскую армию всем необходимым, своевременно поставляя продовольствие и строительные материалы.

За многочисленными ранеными тщательно ухаживали. Чтобы они быстрее шли на поправку, каждый день им выдавали двойную порцию пищи. Остальным легионерам тоже не на что было жаловаться: выполнив свои обязанности в лагере, одни из них, чтобы продать награбленные кельтские украшения, шли к купцам, шатры которых вновь словно грибы после дождя начали расти неподалеку от военного лагеря; другие просаживали деньги в кабаках или развлекались с проститутками. Все оружие и снаряжение убитых римскими солдатами кельтских воинов стало собственностью одного из легионов. Часть добычи было решено оставить для ауксилии, а часть продали крупным торговцам. Деньги текли рекой, и ежедневно огромные суммы переходили от старого владельца к новому.

В окрестностях лагеря появлялось все больше борделей, трактиров и кабаков. Золото творило чудеса. Каждого легионера, каким бы маленьким и уродливым он ни был, кельтские крестьяне и уличные девки встречали так, словно он был важной персоной. От него могло разить чесноком на несколько шагов, он мог громко выпускать газы, словно старый шелудивый пес, но те, кто надеялся заработать, относились к солдату как к принцу, посланному им самим Езусом. Римляне сорили деньгами направо и налево. Один легионер приносил неплохую прибыль, а с тридцати тысяч легионеров можно было получить в тридцать тысяч раз больше! Кельтам, жившим под Бибракте и в самом оппидуме, Цезарь принес не смерть и разорение, а дал возможность обогатиться. Даже гельветы, с которыми совсем недавно так жестоко обошелся проконсул, все чаще обращались к префектам с просьбой взять их на службу в один из легионов. Цезарь же был не злопамятен. Самым важным фактором, характеризующим любые его действия, он считал результат. Поэтому проконсул отдал приказ принимать в свою кавалерию гельветов благородного происхождения, которые хотели вступить в римскую армию вместе с подчинявшимися их приказам воинами. Проконсулу нужны были только всадники.

Цезарь проявил великодушие даже по отношению ко мне. Мне вручили вознаграждение, сумма которого равнялась жалованью, которое я получил бы за два года. Признаюсь, я испытывал странное чувство, принимая из рук Цезаря деньги, большую часть которых он отнял у моего народа. Но разве за всю мою жизнь хоть один богатый гельвет или раурик подарил мне хотя бы один сестерций? Мои соплеменники обошлись со мной довольно жестоко, дав понять, что я не смогу стать друидом, даже если очень этого захочу. Конечно, я уже сделал выбор: тело Ванды интересовало меня гораздо больше, чем изучение священных стихов и возможность наблюдать за движением светил по небу. Но факт оставался фактом — у меня никогда не было даже малейшего шанса отправиться на остров Мона и стать живой книгой кельтов. Думая об этом, я терял самообладание и не находил себе места. Мое сердце переполняла обида, и эта обида помогла мне принять от Цезаря столь щедрое вознаграждение.