Пизо и остальные римляне от смеха буквально согнулись пополам на своих ложах. Религия, в которой существовал только один бог, действительно была самой глупой и бессмысленной, которую только мог выдумать человек. У нас, кельтов, было много богов. Это значит, что, совершив нечто неугодное и разгневав одного бога, мы вполне могли обратиться к другому.

— Каким образом вы можете судить о недостатках и достоинствах существования одного-единственного бога, если для вас даже не существует разницы между кельтами и германцами? Кто вы такие? Да вы всего лишь кучка пьяных, грубых и неотесанных римлян! — воскликнул Махес.

В ответ римские купцы рассмеялись еще громче и велели молча стоявшим за их спинами нубийским рабам подлить еще вина в их огромные кубки. Сильван, продолжая смеяться, вытирал слезы, ручьем бегущие по его щекам:

— Скажи-ка, Махес Тициан, какому из наших богов больше всего соответствует ваш одинокий бог? Юпитеру или, может быть…

— Наш бог самый великий и единственный истинный бог! — сердито закричал Махес Тициан.

— Что же он не помогает тебе продавать амулеты? — со смехом поинтересовался Пизо и, не в силах удержаться от очередного приступа хохота, начал хлопать себя ладонями по бедрам. — Может быть, тебе стоило принести жертву Меркурию? Он бы наверняка помог тебе!

— Дайте ему возможность высказать все свои аргументы, — спокойно сказал Фуфий Цита. Он повернулся к Махесу Тициану и с интересом взглянул на него. — Меркурий, в которого верят римляне, соответствует греческому Гермесу, кельтскому Туру и германскому Вотану. Скорее всего, это один и тот же бог, которому все эти народы дали разные имена…

— Его бог — апокалипсис… — сказал один из римлян и захохотал. Остальные последовали его примеру, так что продолжить спор не представлялось никакой возможности.

— Махес Тициан, — произнес Сильван и громко икнул, — если бы твоя болтовня не казалась нам столь занимательной, то мы бы давным-давно отдубасили тебя, связали и продали варварам, словно свинью!

— Он прав! — поддержал офицера торговец, которого звали Вентидий Басс. Он торговал ручными мельницами и телегами. — Мы, римляне, ничего не имеем против существования сотен других богов. Нам совершенно все равно, чьи они: наши, римские, или какого-нибудь другого народа. Когда же появляется человек, утверждающий, будто существует только один-единственный бог, то он явно наносит оскорбление как нашим богам, так и нам самим! Берегись, Махес Тициан! Однажды тебя казнят как преступника. Если ты не хочешь, чтобы тебя распяли на кресте, то лучше помалкивай или хотя бы думай, что ты говоришь.

Как только Вентидий Басс закончил свою речь, послышались одобрительные крики, смех, свист и аплодисменты. Большинство присутствующих были уже настолько пьяны, что любая мелочь приводила их в восторг. Мало кто заботился о соблюдении элементарных правил приличия. По взгляду Нигера Фабия я понимал, что он терпел общество римлян, но в то же время презирал их за бестактность и неумение уважать чужие взгляды.

В шатер вошел еще один римлянин. Я не поверил своим глазам. Это был Кретос! Тот самый торговец вином Кретос! А следом за ним бежала его собака Афина! Вот так неожиданность! Купец во все горло прокричал мое имя, словно хотел, чтобы его вопль услышали даже в Массилии, и обнял меня, как старого друга. У меня возникло такое чувство, словно я обнимал частицу дядюшки Кельтилла, которая на некоторое время задержалась в мире живых. Не могу описать словами, как я был рад видеть Кретоса. Мне казалось, что до Массилии осталось лишь несколько миль и преодолеть их для меня не составит никакого труда! К тому же я невероятно гордился собой — ведь Кретос встретил меня не где-нибудь, а в обществе всех этих уважаемых купцов. Я больше не был мальчиком, который целыми днями лежит под дубом в деревне рауриков!

— Мне кажется, что ты увереннее стоишь на ногах, Корисиос! — Кретос произносил это каждый раз, когда мы встречались с ним. Честно говоря, я не знаю, хотел ли он всего лишь подбодрить меня или говорил правду. Затем Кретос наклонился к Люсии и погладил ее по голове.

Афина обнюхала мою любимицу и тихонько заскулила. Афина была матерью Люсии. Она наверняка не забыла запах своего щенка и сразу же узнала ее. Афина нервно поглядывала на своего хозяина и издавала очень странные звуки. Я думаю, что мы, люди, никогда не сможем понять, какие страдания мы иногда причиняем животным.

— Ты вырос и возмужал, Корисиос. Как поживает твой дядюшка Кельтилл? Он тоже здесь?

Я медлил с ответом. Этого было вполне достаточно для Кретоса, чтобы обо всем догадаться. Он вновь обнял меня и пробормотал мне на ухо что-то неразборчивое. Очевидно, эти слова предназначались не мне, а его богам. Затем Кретос поприветствовал всех римских купцов. Большинство людей, собравшихся в шатре Нигера Фабия, он знал по имени. Оказалось, что с Пизо Кретос также знаком.

— Кретос, я нашел для тебя кое-что интересное. На постоялом дворе сирийца Эфесуса работает некая Юлия. У нее такой маленький упругий зад…

Некоторые начали орать во весь голос: «Юлия! Юлия!»

Когда римляне наконец успокоились, убедившись, что все присутствующие должным образом оценили роскошный зад Юлии, я задал вопрос, который мучил меня все это время: «Почему в одном месте собралось так много купцов и торговцев? Может быть, здесь постоянно проводят что-то вроде ярмарки?» Ответом мне послужил оглушительный смех. Сильван расхохотался так, что не смог удержать в желудке все только что съеденное — он вырвал прямо на пол. Увидев это, все присутствующие развеселились еще больше.