У римлян бесчисленное множество мазей и бальзамов по одной простой причине: ни одно из этих хваленых снадобий ни на что не годится.

Услышав эти слова, Кунингунулл широко улыбнулся. Всем своим видом он давал мне понять, что мой ответ пришелся ему по душе.

— Как ты видишь горы? Так, словно они находятся за белесой пеленой? Или их вершины двоятся? — спросил я у Кунингунулла.

— Раздвоенные вершины за белесой пеленой, — ответил воин нерешительно.

— Белки твоих глаз желтоватые. Но это не золотой цвет солнца, это желтизна дурно пахнущего льда. Тебе можно помочь, эдуй. Но для начала ты должен кое-что сделать сам. Перестань пить так много вина, Кунингунулл!

Мне удалось окончательно сбить с толку эдуя, и он смущенно посмотрел на меня. Похоже, Кунингунулл никак не мог поверить в то, что мне с первого взгляда удалось определить, из-за какого пагубного пристрастия испортилось его зрение.

— Благодарю тебя, друид. Я попробую последовать твоему совету. Услуга за услугу: я тоже дам тебе один совет. Я слышал, будто ты переводил разговор проконсула с делегацией гельветов. Мне также известно, что Авл Гирт, главный человек в канцелярии Цезаря, был бы очень рад, если бы ты согласился служить Цезарю под его руководством. Так вот, я бы посоветовал тебе принять столь заманчивое предложение. Наши отцы могли наняться в римскую армию только как солдаты. Мы же имеем возможность служить как всадники вспомогательных войск. У нас всегда достаточно еды, нам платят достойное жалование, а по окончании службы мы получаем римское гражданство. Только представь себе, друид, твои потомки будут римскими гражданами! Подумай о своих детях. Ты должен позаботиться о них уже сейчас и принять это предложение.

— Я знаю, — коротко ответил я с таким видом, словно все сказанное меня совершенно не интересовало. Ведь я не мог позволить простому кельту поучать друида и советовать мне, как лучше поступить, — а некоторым солдатам даже выпадает счастье получить на ужин моллюсков в раковине.

Кунингунулл резко мотнул головой и недовольно взглянул на меня. Он сердился из-за того, что не мог понять смысл сказанных мною слов.

— Что же, — проворчал он, — решай сам. Но знай: если ты будешь служить Цезарю, то ни один кельт не сможет гадить тебе на голову. С того самого момента, как мы, эдуи, заключили союз с Римом, нас начали уважать во всей Галлии.

Улыбнувшись так, словно мне приходилось говорить с несмышленым ребенком, я ответил:

— Насколько мне известно, Цезарь не собирается долго оставаться под Генавой. А это значит, что, даже приняв столь заманчивое, на твой взгляд, предложение, я не буду иметь возможности работать в канцелярии дольше месяца.

— Цезарь отправил послов в Аквилейю. Там зимуют седьмой, восьмой и девятый легионы. В общей сложности это восемнадцать тысяч человек. Проконсул отдал им приказ ускоренным маршем перейти через Альпы и прибыть сюда.

Услышав это, я чуть не выпал из седла. Я изо всех сил пытался улыбнуться и показать эдую, что он, на мой взгляд, говорит полную чепуху. Но в тот момент моя улыбка больше напоминала гримасу человека, который съел целый лимон, а не мудрую усмешку всезнающего друида. Значит, всего лишь через несколько недель у Цезаря будет четыре легиона, то есть около двадцати четырех тысяч солдат.

Кунингунулл остановился перед большой офицерской палаткой и сообщил страже, кто я такой. Один из легионеров отодвинул в сторону кожаный полог, закрывавший вход, и жестом предложил мне войти.

Оказавшись в этой огромной палатке, я отметил про себя, что изнутри она казалась еще больше, чем снаружи. Я в очередной раз удивился предусмотрительности римлян — палатку разбили не на голой земле, а на возвышении, сколоченном из дерева. Таким образом, ноги находившихся внутри могли оставаться сухими даже во время проливного дождя. Вдоль стен были расставлены стеллажи, которые использовались для хранения свитков. В центре помещения четыре письменных стола образовывали прямоугольник. У самой дальней стены, в глубине палатки, я заметил обеденные ложа и невысокий круглый столик, на котором стояли кубки, кувшины с вином и водой, а также ваза с фруктами. Ко мне подошел пожилой мужчина, которому на вид я бы дал лет пятьдесят, и приветливо улыбнулся. Он был одет в простую тунику без рукавов, сшитую из плотной шерстяной ткани красного цвета и украшенную незамысловатым узором. На талии ее стягивал искусно украшенный кожаный ремень с золотой пряжкой. Туника была довольно длинной и доставала до самых икр. Я знал, что такую одежду могли носить только офицеры, потому что простому легионеру она наверняка мешала бы во время военного похода.

— Я Гай Оппий, римский всадник и офицер при штабе Цезаря. Я отвечаю за переписку и своевременную передачу всех важных новостей в Рим.

— Довольно скромно! — рассмеялся бородатый мужчина, который, сидя за столом, низко склонился над развернутым перед ним мелко исписанным пергаментным свитком и, очевидно, готовил копию этого документа. — На самом деле Гай Оппий — глава тайной службы Цезаря! У него больше глаз и ушей, чем…

Гай Оппий жестом дал понять говорившему, что продолжать не стоит, и представил мне бородача:

— Это Авл Гирт, офицер, отвечающий за переписку Цезаря.

Я с трудом сдержал улыбку. Авлу Гирту очень подходило его имя, ведь hirtius означало на латыни «щетинистый» или «косматый».

Тот факт, что в военном лагере десятого легиона я встретил офицера с бородой, сам по себе был довольно необычным, ведь бороды, усы и любая другая растительность на лице и теле считались неотъемлемыми атрибутами диких варваров, которые, по мнению римлян, были чем-то средним между зверем и человеком. Этот Авл Гирт мне сразу же понравился. Подойдя к нему сзади, я через его плечо взглянул на документ, над которым он работал. Красивым почерком офицер переписывал на пергамент греческий текст, нанесенный на покрытую воском дощечку.