Когда девушка вошла, он, не отрываясь от своего занятия, сказал:

— Садитесь.

Стул против него скрипнул, и он уловил нежный запах духов.

— Чем могу быть полезен? — все еще продолжая писать, спросил он.

Наступила пауза, потом испуганная девушка неуверенно пролепетала:

— Меня прислал мистер Траст.

— Вы наша новая машинистка?

— Да.

— В нашем учреждении, обращаясь к вышестоящему, мы говорим «сэр», — поправил он ее и в первый раз поднял голову.

— Извините, сэр, — проговорила она, не отрывая глаз от судорожно сжатых на коленях рук.

«Очень мила для китаянки. Скорее всего, наполовину самоанка», — подумал он.

— Ваше имя? — спросил он уже не так сурово.

— Анна Чан, сэр, — ответила она.

Он записал, про себя отметив, что лицо у нее настоящей папаланги. Слегка выступающие скулы, небольшой тонкий нос, чуть раскосые глаза, черные ресницы, волосы блестят от лосьона, прелестные, как у настоящей папаланги, губы, искусно подкрашенные, почти такие же прелестные, как у миссис Этель Траст.

— Сколько вам лет?

— Девятнадцать, сэр.

— Так, так, — проговорил он, записывая.

Дорогая белая блузка с кружевными оборками вокруг шеи и на рукавах, дорогая синяя юбка плотно сидит на бедрах и свободно вьется вокруг колен, дорогие серебряные часы и браслеты. Она так же прелестна, как миссис Этель Траст.

— Где вы учились?

— В мормонском колледже.

— У мормонов?

— Простите, сэр.

Она опять испугалась, и он проклял свою глупость.

— Ничего. Я не против мормонов. У меня много, даже очень много друзей мормонов. Люди как люди. Пока человек ходит в церковь, я ничего против него не имею. Я и сам…

Она улыбнулась, и Паовале почувствовал, как внутри у него потеплело от того, что он загладил ненужную резкость. Конечно, она китаянка, и к тому же из мормонов, но она очень похожа на миссис Траст, а миссис Траст была его идеалом женщины, жены и матери.

— А чем занимается ваш отец? — вдруг спросил он и, заметив, что она опять смутилась, пожалел о своем вопросе.

— У него бизнес.

По ее ответу он понял, что ей стыдно за отца, и проникся к ней симпатией. Еще бы, какая девочка захочет иметь отцом наемного рабочего, да еще китайца!

— Ничего. Мы за родителей не в ответе.

Она опять улыбнулась.

— У него несколько такси и ресторан.

— Как? Ваш отец тот самый мистер Чан?

— Да, сэр.

— Очень-очень рад. Я хорошо знаю вашего отца.

Мистер Чан был одним из самых богатых людей в стране. Когда-то он приехал на Самоа по найму работать на плантации за десять самоанских центов в день. А теперь, хотя он до сих пор не умеет ни читать, ни писать, ни сносно говорить по-английски или по-самоански, у него целая армада такси, процветающий ресторан, две плантации какао и современный двухэтажный магазин.

— Мы счастливы, что у нас будет работать дочь такого уважаемого человека. Вы можете приступить сейчас же, если угодно, мисс Чан.

— Спасибо, сэр, — ответила она.

Он подал знак, и в кабинет тотчас вошла миссис Мейер.

— Проводите мисс Чан, подберите ей стол получше, машинку и все прочее. Она приступает сегодня, — давал он указания миссис Мейер. Мисс Чан встала. — Да, еще: с сегодняшнего дня мою переписку отдавайте мисс Чан. Она самая опытная из наших молодых машинисток.

Лицо миссис Мейер исказила гримаса обиды, но он ничего не заметил.

— Спасибо, сэр, — сказала мисс Чан и последовала за миссис Мейер.

Отныне в его стеклянной конторе все будет иначе. Теперь в ней работает мисс Чан. Жажда жизни, красота и неискушенность юности, думал он. Заря, золотое кружево из теплого солнечного света на утренней глади моря. Мисс Чан, мисс Анна Чан, в ее имени почти столько же музыки, как в звонком и энергичном миссис Этель Траст. В этих звуках открывался ему мир папаланги — мечта всей его безрадостной жизни, в них была та прелесть юности, которой ему не попалась, — Нофоа даже в первое их свидание опалила и опьянила его жаром своей страсти.

До обеда он не поднимался из-за стола, рисовал что-то на промокашке и, перебирая в памяти каждое слово из беседы с мисс Чан, то и дело поглядывал на нее через стекло и вздыхал.

Прежде чем уйти домой, где его ждали вареные плоды хлебного дерева и баночная селедка, он постарался убедить себя в том, что для него, верного и преданного мужа, нет ничего греховного в идеализации мисс Чан и миссис Траст. Ничего плотского, ничего грязного.

Мистера Траста назвали Дэвидом Джоном по воле его деспотичной мамаши, которая после тридцати лет супружеской жизни развелась с его отцом, «фермером-неудачником», оказавшимся неспособным обеспечить ее домом с пятью спальнями, автомобилем, стиральной машиной, коврами — короче, всем тем, что вправе требовать разумная жена от разумного мужа. На Западном Самоа мистер Траст доживал четвертый год. После войны он вернулся на свое старое место — в Новозеландское государственное кредитное общество — и проработал там два года, прежде чем дал согласие переехать сюда, на что до него не соглашался ни один новозеландский чиновник.