Шрифт:
Прежде чем пойти назад, к дому и поджидавшему ее лимузину, Элизабет в последний раз осмотрелась кругом. Ее взгляд прошелся по искривленным обрубкам лозы, а сама она тем временем старалась, упираясь пальцами ног, удержать равновесие и не дать каблучкам увязнуть в мягкой почве. Если бы Амадо в этом году был в состоянии навещать поля, он бы, конечно, одобрил то, как хорошо нанятые ею обрезчики прислушивались к лозе. Ну, а больше всего он бы гордился ее способностью оценить сделанную ими работу.
Элизабет опустила взгляд на часы «Ролекс», подаренные им в этом году на ее день рождения. До самого конца он испытывал детское удовольствие, поражая ее дорогими и бесполезными безделушками, никогда при этом не реагируя на ее протесты и даже не слушая их. Амадо любил ее, так и не узнав. Она была для него любимой женщиной, удовлетворяла все его прихоти, кроме одной — матерью его сына она так и не стала.
Через полчаса она будет стоять перед их друзьями в переполненной до отказа церкви, стараясь не выискивать в толпе одного человека, которого, как она чувствовала сердцем, там не будет. Даже если Майкл и узнал бы о смерти Амадо вовремя, чтобы успеть на похороны, он бы все равно не приехал — так подсказывала ей интуиция. Не явиться туда, отказать себе в праве проститься было единственным надлежащим наказанием за тот грех, который Майкл совершил против своего лучшего друга. Сам он, конечно же, верил в это.
Но, кроме того, Майкл ведь мог находиться так далеко, что эта новость еще не дошла до него. Если он не остался работать в винной промышленности, он может еще несколько месяцев не узнать про Амадо. Но независимо от того, когда Майкл узнает, что Амадо не стало, часть его тоже умрет с этой вестью.
Элизабет повернулась и направилась вверх по холму. Бросив взгляд в сторону дома, она увидела, что Алиса и Консуэла дожидаются ее на террасе. Даже на таком расстоянии Элизабет разглядела встревоженное выражение их лиц. Ничего, она возьмет себя в руки и не станет расстраивать их. Понемногу она убедит всех, что у нее есть не только сила и упорство, чтобы продолжить дело Амадо, но еще и способности для этого. Из всех подарков, преподнесенных ей Амадо за последний год, наиболее ценными для Элизабет были его знания.
Спустя две недели Элизабет приехала в Напу на оглашение завещания Амадо. Помимо нотариуса, в кабинете, обшитом панелями из красного дерева, присутствовали лишь Элана с Эдгаром. Многолетние служащие Амадо, которых он хотел бы упомянуть в завещании, еще в день похорон получили отправленные по почте записки, написанные им от руки. Вместе с выражением признательности в каждом конверте содержался именной чек, выписанный и подписанный самим Амадо. Фелиция назначила Элану своим доверенным лицом, а сама явиться не пожелала, заявив сестре, что она, мол, за последний год и так уже провела в Калифорнии слишком много времени, а летать туда дважды за один месяц — это уж чересчур.
Чтение трех напечатанных на машинке страниц не принесло никаких сюрпризов. Все обстояло так, как Амадо тщательно разъяснил ей перед смертью. Элизабет встала, накинула на плечо ремешок сумочки и протянула руку нотариусу, Джеймсу Уэбстеру.
— Спасибо вам, Джим, — сказала она. — Амадо просил передать вам, как много значит для него та дополнительная работа, которую вы проделали за эти последние несколько месяцев.
Он обеими руками взял ее ладонь и с сочувственным видом посмотрел ей в глаза.
— Если в будущем я мог бы быть чем-либо полезен вам, то...
И тут Элана, а вплотную за ней и Эдгар выскочили вперед, перехватывая Джима, уже обходившего вокруг своего стола.
— Извините за навязчивость, — сказала Элана, причем по ее тону было ясно, что извинение было чистой формальностью. — Но у нас с Эдгаром сегодня в городе назначена еще одна встреча, и я хотела сообщить вам, что наняла нотариуса, который будет представлять в этом деле интересы моей сестры и мои. Его зовут Сандерс Митчелл... возможно, вы о нем слышали? — Она издала короткий смешок. — Да что это я такое говорю? Конечно же, вы о нем слышали. Ну, так или иначе, он поручил мне известить вас, что его контора свяжется с вами в течение недели.
Джим нахмурился.
— Вы, разумеется, вправе вводить в дело еще одного нотариуса, но мне неприятно видеть, что вы ввергаете себя в лишний расход. Если у вас есть какие-либо вопросы, я буду счастлив ответить вам на них. Завещание вашего отца относительно простое. И я могу заверить вас, что все там в порядке.
— Ну, это была не моя идея — нанять мистера Митчелла, и я вовсе не считаю ее такой уж хорошей. Это Фелиция настояла, чтобы у нас был собственный представитель.
Джим выглядел ошеломленным.
— Миссис Салливан, ваш отец был справедливым и великодушным человеком. И мне жаль, что вы чувствуете... — Он замолчал и какое-то мгновение пытался успокоиться. — Прошу прощения. Вы, разумеется, имеете полное право заявить протест в любой форме, какую сочтете подходящей. Если вы полагаете, что это может быть полезным, то я завтра с утра первым же делом отправлю копию завещания в контору мистера Митчелла.
Что ж, поведение Фелиции не удивило Элизабет. Если бы время, отпущенное Амадо, не таяло на глазах и он не стремился бы так отчаянно поверить в то, что говорила ему Фелиция, ей нипочем бы не удалось убедить его, что в ее чувствах произошла перемена. Да, она действовала ловко в борьбе за благосклонность отца. Она понимала, что если чересчур быстро сделает резкий поворот, то Амадо никогда не поверит в ее искренность. Но игра стоила свеч, и Фелиция была столь же жадна, сколь и полна злобы. Однако она не знала, как долго и напряженно Амадо с Джимом трудились над составлением завещания. В нем не было ни единого уязвимого места. Так что Фелиция с Эланой напрасно бросали на ветер свое время и деньги.