— Я никогда не забуду вас, — отвечал он, глядя ей в глаза.

Послышался странный звук, словно Эланди подавила рыдание, и потом она проговорила еле слышно:

— Если вам пора идти, уходите скорее. Я ненавижу расставания. На этот раз оно для меня труднее, чем обычно.

С минуту лорд Рейвен колебался, потом наклонился и поцеловал ее. В поцелуе не было страсти, лишь благодарность, признательность и, быть может, сожаление.

Эланди смертельно побледнела. Она не сказала ни единого слова, у нее лишь судорожно сжались руки. А лорд Рейвен стоял, не двигаясь, глядя на нее.

— Никогда не забуду, — повторил он и вышел из комнаты…

Лорд Рейвен взялся за перо и начал писать, но уже после первого слова переменил свое намерение. Слишком опасно. Есть криптографы, которые могут прочесть любой, самый сложный и замысловатый шифр. Есть дипломатические курьеры, для которых печать на вализе [25] не является чем-то священным.

Он бросил перо и подошел к окну. Всходило солнце, золотя окрестности. В саду пели птицы, среди цветов порхали бабочки, алые с оранжевым, бело-синие. Но лорд Рейвен, созерцая эту красоту, хмурился.

Клиона пробралась к себе, никем не замеченная, через несколько минут после того, как мимо нее по саду прошел лорд Рейвен. Она испытала за этот вечер и ночь столько треволнений, что теперь словно окаменела и ничего не чувствовала. Безмерная усталость вызывала только желание уснуть. Она разделась и лишь закрыла глаза, как погрузилась в сон.

Спала она крепко и без сновидений, и, когда проснулась, комната была залита солнцем, а на подоконнике сидела Берил.

— Сколько можно спать, любовь моя? — пожурила она. — Ты вчера, наверное, очень устала.

— Я была без сил, — призналась Клиона.

— Мне нужно многое с тобой обсудить, — продолжала Берил. — Что мы сегодня наденем на маскарад? Кого пригласим завтра к завтраку — помнишь, леди Рейвен разрешила нам устроить прием?

Клиона заставила себя вникнуть в то, что сообщила Берил. Она была, как в дурмане, плохо соображала, но случившееся вчера нахлынуло на нее, и сознание прояснилось.

— Хотела сказать тебе что-то еще, — продолжала Берил, — но выскочило из памяти. Да, вспомнила. Взгляни, вот, тебе принесли это полчаса назад.

И она указала на огромную корзину алых роз на столике у двери. В цветах, прикрепленная к ленте, была записка.

— Ты понимаешь, о чем это говорит? — задала Берил вопрос. — От кого цветы, легко догадаться.

Клиона с отвращением поглядела на роскошный презент. Она испытывала странное нежелание даже прикасаться к записке, на которой узнала почерк принца, но Берил выжидательно смотрела на нее, пришлось встать с постели и взять из корзины конверт.

— Его высочество чрезвычайно внимателен, — отметила Берил. — Он говорил вчера о важном?

Клиона не отвечала — она читала записку.

« Простите меня! Единственное мое оправдание в том, что я люблю вас. Сегодня я уезжаю в Париж, и мы больше не встретимся. Прощайте.

Камилло».

Прочитав написанное, Клиона сложила листок пополам. Берил наблюдала с сияющими глазами.

— Что он пишет? — спросила она, наконец, не в силах превозмочь любопытство.

— Принц уезжает в Париж, — ответила Клиона. — Он сказал мне вчера, что Бонапарт требует его присутствия там. По его предположению, первый консул желает выдать за него замуж одну из своих сестер.

На лице Берил отразился ужас.

— Ах, Клиона, а я была уверена, он сделает тебе предложение. Дорогая моя, ты огорчена?

Клиона не могла сдержать улыбку.

— Нисколько, — отвечала она. — Его высочество совсем мне не нравится.

— Но он давал ясно понять, что покорен тобою! — воскликнула Берил. — Я думала, это серьезно.

— Не вспоминай больше об этом, — попросила Клиона.

— Мерзкий хитрец! — возмутилась Берил. — По-моему, он нанес тебе оскорбление! Сильвестр должен вызвать его на дуэль! Я поговорю с его светлостью.

— Нет, не надо! Пожалуйста, не делай этого! — взмолилась Клиона. — Принц не нанес мне ни малейшего оскорбления, и говорить о дуэли даже в шутку было бы самым дурным тоном.

— Все равно он вел себя недостойно, — сказала Берил. — Он сделал тебя и свои намерения предметом пересудов, а сам решил сбежать в Париж по первому велению Бонапарта, словно верный пес. Если хочешь знать, такой он и есть — пес, которому можно скомандовать: «К ноге!» — и он тут как тут!