Утром мне позвонил консул и, напомнив, что пришла моя очередь встречать советских граждан, приезжающих в Париж, попросил поехать в аэропорт, куда прибывали завхоз посольства СССР в Вашингтоне и его жена: «Они возвращаются на Родину».

В аэропорту было необычное оживление: кроме отлетающих и встречающих, скопилось много журналистов и фоторепортеров. Среди них были сотрудники русских антисоветских газет, по не было ни одного представителя советской прессы и радио. Это меня насторожило. И тут я увидел начальника отдела полиции аэропорта дивизионного комиссара Д.

— Что случилось, господин дивизионный комиссар, уж не сам ли президент США прилетает этим рейсом? — спросил я его. Обычно приветливый и уравновешенный, в тот день комиссар был явно не В духе.

— А вы приехали встречать ваших «персон нон грата»? — вместо ответа спросил комиссар.

— Я приехал встречать сотрудника советского посольства и его жену, господин дивизионный комиссар. Не знаю, как для вас, а для меня они — советские граждане и, следовательно, «персопы гранта».

— Так вот, вся эта шайка, — он указал на журналистов, которых ненавидел за то, что они «всюду лезут», «все вынюхивают», — тоже слетелась ваших «персон грата» встречать. Ваши люди выдворены из США за шпионаж. Муж шпионил, жена помогала. Скорее к самолету, пока эти, — кивок в сторону журналистов, — не растерзали вашу парочку.

И он быстрым шагом пошел к выходу на летное поле, я за ним, а следом высыпали журналисты. Комиссар оттеснил журналистов, и я оказался у самого трапа. К «персонам нон грата» на Западе относятся с «уважением», и моего завхоза с супругой выпустили из самолета даже раньше особо важных персон.

— Вот они, — сказал комиссар. На трапе появилось два перепуганных человека. К ним потянулись микрофоны, защелкали и затрещали фото- и кинокамеры, посыпались вопросы на французском, английском и русском языках. Такого «теплого» приема мои подопечные явно не ожидали и остановились в растеряшюсти.

— Спускайтесь, не бойтесь! Я сотрудник советского посольства, — обратился я к ним. И они медлешю, боясь оступиться, стали спускаться по трапу.

Спустившись, дама тут же, вцепившись мертвой хваткой, повисла на моей левой руке. Муж взял меня под правую. Комиссар, расталкивая журналистов, прокладывал нам дорогу, и мы под несмолкаемый гомон репортеров, все еще надеявшихся получить ответы на свои вопросы, и вспышки фотокамер пошли к зданию аэропорта.

В сумятице мне сбили шляпу на глаза, и я не мог ее поправить: на руках «висели» «шпионы века». Да, честно говоря, и не хотел этого делать: было ясно, что в вечерних газетах появятся сообщения о выдворении из США «советских шпионов», могут быть их фотографии. А мне — «атташе но культуре» — фотографироваться в компании «шпионов» не хотелось.

В здание аэропорта комиссар открыл своим ключом дверь служебного помещения, мы вошли туда, а журналистам, оставшимся за дверью, он объяснил, что герои дня устали после перелета через океан и от интервью отказываются. Тут же были заполнены таможенные декларации и поставлены в паспорта штампы о прибытии. Представителю Аэрофлота я поручил получить багаж пассажиров и переправить его в посольство. После этого через запасной выход нас вывели на автостоянку для машин дипкорпуса, и я увез измученных полетом и перепугаішьіх встречей людей на служебную квартиру.

Надо сказать, что в тот период, когда во Франции нагнеталась обстановка антисоветизма и шпиономании, даже в силовых ведомствах страны, как принято теперь говорить, были люди, которые сочувствовали и, если могли, помогали нам. Таким был и дивизионный комиссар Д. Он мог не ходить со мной к самолету, мог не разгонять журналистов, и во что бы вылилась без его присутствия их «беседа» с прибывшими, трудно представить.

Как я и предполагал, в вечерних и утренних выпусках многих газет' появились публикации о выдворенных из США советских гражданах. Они, как утверждали журналисты, нанесли «своей по; фывной деятельностью непоправимый ущерб обороноспособности США». Особо подчеркивалось, что в настоящее время эти люди находятся на территории Франции. Одни авторы обращались к правительству с требованием немедленно выслать их из страны, другие выражали уверенность, что органы безопасности не спускают с них глаз. Сообщалось также, что «шпионов» встречали дипломаты советского посольства в Париже.

Л в одной из газет' появилась фотография. По летному полю в окружении журналистов, вцепившись друг в друга, идут три человека — женщина и два мужчины. У мужчины, который в центре, шляпа надвинута на глаза и видна лишь нижняя часть лица, его руки заняты какими-то вещами. (На моей руке были шубы «шпионки».) Мужчина и женщина крепко держат его с двух сторон. Под фотографией подпись: «Советские дипломаты сопровождают „персону нон грата“». Так но воле какого-то, как теперь сказали бы, «папарацци», из встречающего я стал не только «шпионом», но еще и «персоной нон ірата». Впрочем, ни в одной публикации фамилии «шпионов» и дипломатов не назывались.

Что же такое героическое во имя Отчизны совершил наш завхоз, если американцы выдворили его в 24 часа, а французы для его встречи задействовали спецслужбы и мобилизовали журналистов?

Оказывается, но «данным» американской контрразведки, завхоз был «опытным вербовщиком, завербовал нескольких американцев для работы на советскую разведку». И «поймали» его на «очередной вербовке». На этот раз он «пытался привлечь к сотрудничеству с советской разведкой» владельца магазина хозяйствсгшых товаров, американца русского происхождения.