Шрифт:
Всё, казалось бы, просто: с нашей, человеческой точки зрения, кровожадный лев страшен и отвратителен, а мирный жираф, наоборот, мил и хорош. Да так оно и есть, в общем. Но тот, кто помнит это стихотворение, разумеется, заметил, что я его привёл не целиком. Я оставил напоследок две строчки — всего две, но какие важные!
Мне очень нравится Жираф,снова повторяет Борис Заходер. И оказывается, не просто повторяет, но прибавляет что-то очень существенное:
Хотя боюсь, что он неправ.Это «боюсь» — как вздох сожаления. Всем хорош Жираф — и ест только траву, и не трогает никого, хотя мог бы победить самого хищного хищника. Но может, и жаль немножко, что он — при своей-то силе — такой смирный? Может, именно поэтому он не может быть примером для нас, для людей? Ведь нам с вами, какими бы мы ни были, сильными или не очень сильными, нужно всегда вступать в бой со злом и несправедливостью… Понимаете, какая непростая мысль в этом вроде бы таком простеньком стихотворении?
Если пока что не понимаете, не огорчайтесь. Пусть в этом стихотворении — и во многих других — я, очень взрослый человек (или, как написал бы, наверное, Борис Заходер, Очень Взрослый Человек), вижу что-то такое, чего ещё не видят те, кому пять, семь или даже двенадцать лет, но, поверьте мне на слово, они-то, когда вырастут, поймут и то, что понимаю я, зато мне уже никогда не будет пять, семь или даже двенадцать, и я никогда не пойму того, что понимают они. Вы!
Многие книги, особенно самые серьёзные и самые великие, например «Войну и мир», можно в полной мере понять, только прожив двадцать, а может быть, двадцать пять, а скорее всего, и тридцать пять лет. И тот, кто прочтёт этот роман в двенадцать, всего в нём не поймёт (а то и пропустит те страницы, которые ему пока что не очень интересны; какой-нибудь мальчик пропустит «про любовь», какая-нибудь девочка — «про войну»). Но кто-то очень умный давно заметил, что, впервые прочитав «Войну и мир» в тридцать лет, уже не увидишь в книге того, что обязательно увидел бы в двенадцать.
Это я говорю про книгу гениальную, про такую, равной которой, может быть, нет во всей русской литературе. И про книгу, написанную, конечно, для взрослых, но даже в ней дети могут увидеть что-то своё, особенное. Что уж тогда говорить о книгах, которые для детей и писались? Про «Крокодила» и «Винни-Пуха», про стихи Маршака и Михалкова? Вот почему мне так жаль, что в моём детстве — а я, напоминаю, Очень Взрослый Человек, и детство моё кончилось лет тридцать тому назад — ещё не было стихов Бориса Заходера.
У поэта Валентина Берестова есть стихи о Корнее Чуковском:
Нам жалко дедушку Корнея: В сравненье с нами он отстал, Поскольку в детстве «Бармалея» И «Крокодила» не читал, Не восхищался «Телефоном» И в «Тараканище» не вник. Как вырос он таким учёным, Не зная самых главных книг?Так вот, в этом — шутливом — смысле мне жалко и Бориса Заходера. А кроме всяких шуток — себя самого, потому что у сегодняшних ребят ещё на одного хорошего учителя больше, чем было у меня.
Но главное всё-таки в другом. Если и пятилетний малыш и я радуемся одним и тем же стихам Заходера, это и значит: стихи — настоящие, и их автор, даже если он обращается к самому крохотному своему слушателю, говорит в них и о себе самом, выражает себя самого, то есть оказывается (помните?) лирическим поэтом.
Он пишет о нашем огромном мире, обо всех, кто его населяет, и, наверное, больше всего о тех, кого Сергей Есенин назвал нашими «меньшими братьями». Вот они, так и мелькают в его книге — на все буквы азбуки: Аист, Бизон, Воробей, Дикобраз, Ехидна, Индюк, Кит… Ну, этих-то кто не знает? Но вот, глядишь, попадаются и такие диковины, о которых уже не всякий слыхал: Суринамская Пипа, Окапи, Коати, — сами их имена звучат, как словечки из считалки или скороговорки (а ну, попробуйте быстро выговорить: «Окапи-Коати, Коати-Окапи» — сразу собьётесь). Кажется, будто все эти звери не существуют на самом деле, хоть и далеко-далеко от нас, а просто рождены весёлой фантазией ребёнка. Или — поэта. А если так, то отчего бы не явиться на свет, скажем, Кавоту? Или Камуту? Или Ктототаму? Тем, кого никогда не было. И кто теперь — есть.
Чуженицы, Рапуны, Себехи — вот какие Совсем Небывалые Звери обитают в стране, которую Борис Заходер назвал Вообразилией. И не только они:
Там и водится чудо природы Тихий зверь по прозванию Мним. Сам Мюнхаузен, долгие годы Посвятивший погоне за ним, Услыхав это слово, немеет, Ничего сообщить не имеет, И скорее всего потому, Что похвастаться нечем ему…Вот какие чудеса. И главное из них — то, что все эти звери в родстве между собою. Они из одного мира. Каждому из них, будь то самый что ни на есть обыкновенный Воробей или самый что ни на есть фантастический Мним, Заходер подарил что-то своё. Это его звери. Это его мир, войдя в который мы всё время будем чувствовать присутствие того, кто его создал.
Как вы знаете, медвежонок Винни-Пух тоже поэт. Он сочиняет Ворчалки, Пыхтелки и Шумелки:
Опять ничего не могу я понять Опилки мои — в беспорядке, Везде и повсюду, опять и опять Меня окружают загадки. Возьмём это самое слово опять, Зачем мы его произносим, Когда мы свободно могли бы сказать: «Ошесть», и «осемь», и «овосемь»? Молчит этажерка, молчит и тахта От них не добьёшься ответа, Зачем эта хта обязательно та, А жерка, как правило, эта?..