Сторонники Арахи в Вавилоне вовсе не рвались вступать в битву с персами, предпочитая отсидеться за мощными стенами Вавилона. И только военачальники, пришедшие к Арахе из других городов Междуречья, настаивали на открытом сражении.

– Это идет не Дарий, а один из его полководцев, – говорили они, – и войско у него невелико. Если мы победим, это ослабит Дария и даст нам время как следует подготовиться к дальнейшей войне. Персы не оставят нас в покое, поэтому с ними надо сражаться, а не отсиживаться за крепостными стенами.

Понимал это и Араха.

Решительная битва произошла на равнине, расположенной между Сиппаром и Вавилоном. Персов было в два раза меньше, чем вавилонян, но Интаферн все верно предусмотрел. Он направил свой главный удар туда, где находился Араха и его лучшие воины. Потерпев поражение на флангах, Интаферн одержал верх в центре и едва не взял в плен самозваного царя. Араха и его телохранители обратились в бегство.

Интаферн послал в погоню за Арахой отряд всадников, а сам принялся громить тех вавилонян, которые еще продолжали сражаться. Впрочем, вскоре все было кончено. Увидев бегство самозванца, вавилоняне тоже стали разбегаться кто куда.

Персы, преследуя разбитого врага, захватили Сиппар без штурма. И так же, буквально на плечах бегущих воинов Арахи, ворвались в Вавилон.

В то время как все городские кварталы Вавилона выражали покорность торжествующему Интаферну, Араха и несколько сотен его сторонников заперлись в царском дворце.

Интаферн, не желая губить своих воинов, гонял на приступ цитадели ополчение из жителей Вавилона. Осажденные отбивали все штурмы. Но гораздо более опасным врагом для осажденных оказался голод. После трехмесячной осады цитадель была взята. Ее защитники сами выдали Араху Интаферну, желая этим купить себе помилование.

Однако Интаферн был безжалостен. Сначала по его приказу отрубили головы телохранителям и военачальникам Арахи – за то, что они предали своего царя. Затем на главной площади Вавилона был посажен на кол сам Араха – как бунтовщик и самозванец.

От солнечных зайчиков, искрящихся на мелководье, у Дария зарябило в глазах, даже появилось ощущение легкого головокружения. Конь его остановился, чтобы напиться воды. Аспатин подъехал на каурой лошади, которая, фыркая, принялась бить копытом по быстротекущей воде. Кони, как и люди, радовались солнцу, зеленому лугу и этому речному потоку, выбравшись наконец из холодного мрачного ущелья.

Конница переходила вброд реку Аракс.

Дарий вел войско по пятам за отступающим Паравезгом, который спешил укрыться в крепости Аутиара.

После битвы у горы Уяма войско Паравезга еще дважды было разбито Дарием. От него откололась часть сторонников, разуверившихся в успехе войны с персами. К тому же Паравезг норовил сам стать царем в Армении, хотя и не принадлежал к царскому роду.

Другой армянский полководец, Ваагн, добивался царского трона для своего ставленника Озрома, родословная которого восходила к древним царским династиям Армении. Большая часть армянской знати поддерживала Озрома. Но за Паравезга стояло сильнейшее из армянских племен – сигрианы. Это склоняло чашу весов в сторону Паравезга, жена которого была сигрианка.

– Не понимаю, как у предводителей армян хватает сил воевать со мной и одновременно враждовать между собою, – сказал Дарий, обращаясь к Аспатину.

– Это сама Анахита перессорила армянских полководцев, дабы нам было легче с ними справиться, – усмехнулся Аспатин, щуря глаза от слепящего солнца. – Не зря жрецы последнее время часто поминают в молитвах имя светлой богини.

Жрецы-маги, ошибочно принимая местную богиню дождя Цовинар за Анахиту, ежедневными молитвами и жертвоприношениями старались расположить Цовинар-Анахиту к царю Дарию. Культ Цовинар был широко распространен среди армянских племен. Знатные люди здесь посвящали на служение богине не только рабынь, но и собственных дочерей. Причем никто не считал недостойным вступить в брак с женщиной, какое-то время занимавшейся храмовой проституцией.

Дарий поражался ратному умению местных горных племен, мощи тяжелой армянской конницы. Тяжеловооруженный армянский всадник был облачен в длинный пластинчатый либо чешуйчатый панцирь из крепчайшего железа, которое армяне приобретали у своих соседей – халибов. В такой же прочный панцирь был облачен и конь. Неуязвимость такой конницы для стрел и дротиков была практически полная, а удары армянских витязей, собранных воедино, сметали всех на своем пути. Персов же выручало численное превосходство либо какая-нибудь ошибка во вражеском построении, а то и вовсе обходной маневр с последующим ударом в тыл армянского войска.

Не менее трудной для Дария оказалась битва и при Аутиаре.

Паравезг, видимо прознав, что отборная часть персидской конницы отделилась от основных сил, чтобы в решающий момент ударить армянам в спину, бросил свою конницу в столь дерзкую и стремительную атаку, что мигом рассек персидское войско надвое. Дарий видел, как побежала его пехота, стараясь укрыться в скалах, как падали наземь персидские знамена и как топтали их копыта огромных армянских коней, похожих на железные чудовища.

Армянский полководец метил туда, где находился персидский царь в окружении телохранителей. И удар Паравезга достиг цели.