Я выбрала три самых больших издательства и позвонила. В первом секретарь соединила меня с редактором, та, выслушав меня, спокойно и равнодушно ответила:

— Присылайте по электронной почте.

Я стала объяснять, что у меня рисунки, иллюстрации, она, не дослушав, повторила:

— Присылайте.

Под конец разговора я вспомнила: не сказала, что я — журналистка.

— Я забыла вам сказать, я раньше работала в ТАССе, закончила журфак МГУ…

— Да? Хорошо, — устало ответила редактор. — Если от этого ваши сказки больше понравятся детям…

— А вы будете давать их читать детям? — удивилась я.

— Всего доброго, позвоните через месяц, — ответила мне редактор.

«Надо же, какие идиоты только не звонят», — сказала она наверняка своим коллегам, положив трубку.

В двух других издательствах разговоры были еще короче. «Спасибо, да, присылайте, звоните через месяц-два». Я переслала свою книжку с картинками во все три издательства.

Теперь — самое страшное. Я открыла страницу с телефонами кинокомпаний. Невероятно, в Москве теперь не меньше ста различных кинокомпаний и киноконцернов. Я стала выбирать хоть как-то знакомые названия — те, что успевала замечать после фильмов, когда со страшной быстротой по черному экрану бегут крошечные белые титры.

На киностудиях мое предложение прислать сценарий детского многосерийного фильма мало кого обрадовало. «Неактуально… неформатно… неконцептуально…» В двух кинокомпаниях мне сказали: «Почему нет? Присылайте». А в двадцатой, куда позвонила, решив — эта на сегодня последняя, мне ответил очень знакомый голос:

— Кинокомпания «Фонд-А» слушает.

Я представилась и не успела начать свой обычный рассказ об идее сценария, как человек воскликнул:

— Ленка! Ну и дела! Ты взялась за наше дело… Ну давай, давай рассказывай.

Это был Ваня Караш, мы учились с ним в одной группе целых три курса. Как он попал в кино, я не стала спрашивать, тем более что Ваня оказался аж «генеральным продюсером» этой кинокомпании. Он с радостью предложил мне прислать сценарий целиком, хотя до этого мне советовали отсылать только краткое содержание с описанием концепции и пару серий.

— Ты будешь читать все сразу?

— Не я, нет! Редактор. Но я тоже… посмотрю… Ты вообще как? Хочешь, подъезжай, поболтаем… Ну, или потом. Когда приедешь по делу… А ты что, закончила какие-то сценарные курсы?

Я растерялась:

— Нет…

— А… Ясно… Решила, как все сейчас, да? Ладно. Посмотрим, почитаем… Сейчас все стараются в кино попасть…

— Когда мне перезвонить?

— Да я сам тебе позвоню… Мне даже интересно… Надо же, идейная Воскобойникова сказки пишет… Я думал, ты в политику ушла… Где-то встречал, кажется, твои статьи про либералов…

— Да я все больше про артистов и музыку пишу…

Наконец и сценарий был послан в кинокомпании, туда, где согласились прочитать и дали электронный адрес. Желающих оказалось немного, вместе с Ваней Карашем — четыре.

Теперь оставалось ждать. Побольше гулять. Поменьше плакать. Сходить сдать анализы — раз в месяц надо было проверять — все ли хорошо у малыша и у меня. Но вторая беременность, конечно, так остро не переживается, как первая. Тогда я была просто главным человеком во Вселенной — для самой себя, разумеется. Я и мой малыш. А сейчас главным человеком оставалась Варя. К новому я относилась пока ревниво — иногда я ловила себя на мысли, что, если бы не живот, я бы быстрее пробежала, опаздывая за Варей, или не ушла бы из-за духоты из кинотеатра, куда мы отправились, чтобы посмотреть мультик, получивший «Оскара». Или не рявкнула бы на нее, потому что мне тяжело долго ходить, долго сидеть, лежать на боку… В общем, пока будущий малыш кроме нежности вызывал у меня чувство вины по отношению к Варе.

Думать о том, что будет, если везде откажут, мне не хотелось. Но надо было. Я же должна была кормить Варю, должна отложить деньги, и немало, на то время, когда я вообще не смогу ничего делать. На Сашу Виноградова я рассчитывать не могла, как обычно. Он мог предложить нам с Варей полететь за границу летом — когда у меня будет уже срок шесть-семь месяцев… А мог вообще забыть что-либо предложить, даже денег. Это зависит от того, в какую игру он будет играть летом.

Я совсем этого не ожидала, но сказка меня не отпускала. Я ходила, маялась-маялась и стала писать дальше, параллельно сочиняя и сценарный вариант. У меня было два мощных стимула: я надеялась хоть как-то заработать на этом деньги и второе — может быть, и главное, — так радовалась Варя, так смеялась, хлопала в ладоши и так искренне переживала, когда герои попадали в непредвиденную беду, за то время, пока она утром была в школе… И мы вместе вечером решали, а как же им быть? Как выпутываться из совершенно безвыходного положения? Иногда Варька предлагала мне чудесные, наивные, неожиданные ходы, которые могли родиться только в светлом, чистом сознании семилетней девочки…

Почему Гном не понял, что ворона его обманывала? А Соня сразу поняла? Потому что у вороны глаза были разные: один глаз — честный, а второй — хитрый. К Гному она все время хорошим глазом поворачивалась, а к Соне — лживым. Вот Сонечка и поняла…

Я с радостью записывала, а Варька была счастлива.

Я сходила в консультацию, сдала анализы, взвесилась. Все было вполне в норме.

Мы перезванивались с Игорем, он всячески пытался подготовиться к будущему заседанию. Мне звонил Токмачев, рассказал, что к Савкину несколько раз уже наведывалась милиция, вызывали соседи, — так они там веселились и дрались. Игорь выяснил, что квартиру свою в Электростали они на самом деле продали. Скорей всего, Гарик проиграл ее в карты. Стоила она две копейки, по сравнению с моей, но все же — ближайшее Подмосковье. Игорь не терял надежды и обещал найти большую комнату в коммунальной квартире где-нибудь в Ногинске или Можайске, куда бы можно было их выселить. Эльвира, как мне и показалось, имела судимость — за кражу.