Зиммель Йоханнес Марио
Шрифт:
— Брат Вальтер! Брат Вальтер!
— Сестра Клавдия! У нас убежал кролик! Человеколюбивое общество. Ангела господня. Дом отдыха.
Запах ландышей уже исчез, прошел, развеялся.
Диориссимо.
Верена Лорд.
Воскресенье 4 сентября 1960 года.
Так все началось…
10
Вот я снова на развилке дорог и встраиваюсь в вереницу машин, едущих наверх к интернату.
В автомобилях сидят взрослые и дети — большие и маленькие, мальчики и девочки. Машины в пыли, все они издалека — я вижу это по номерным знакам. Вена, Цюрих, Брюссель, Париж, Лиль, Гамбург. И, конечно, Франкфурт. Очень много из Франкфурта. Есть даже два американских автомобиля. Бесконечная череда машин медленно тянется в гору.
Веренины глаза. Я все еще вижу ее глаза. Теперь она уже дома. Интересно, успели ли мы? Или ее уже поджидал муж? Если так, то хватит ли у нее нервной энергии стоять на своем — той единственной лжи, которой надо держаться, коли уж начал лгать?
Делая все новые витки, дорога серпантином поднимается вверх. Вековые деревья подступают вплотную к обочине дороги. Я вижу потрескавшиеся стены и в отдалении развалины башни. Значит, здесь когда-то были укрепления?
Отвесные скалы по краям дороги становятся все выше. Надписи на щитах предупреждают:
ОСТОРОЖНО! КАМНЕПАД!
Становится по-настоящему темно. Я включаю фары. Передо мной появляется мигающая цепочка красных стоп-сигналов.
Жди меня. Я найду тебя даже в долине теней.
Кто это? Марлоу? Думаю — он. Почему это вдруг приходит мне на ум?
Wait for me. Is hall not fail to meet thee in the shadow vale.
Ее чудесные глаза.
And «The Brandenburg Gate» [38] .
Надписи на указателе:
ИНТЕРНАТ ДОКТОРА ФЛОРИАНА — К «МОРСКОЙ РОЗЕ»
38
И «Бранденбургские ворота» (англ.).
ИНТЕРНАТ ДОКТОРА ФЛОРИАНА — К «РОДНИКАМ»
ИНТЕРНАТ ДОКТОРА ФЛОРИАНА — К «СТАРОМУ ОЧАГУ»
ИНТЕРНАТ ДОКТОРА ФЛОРИАНА — К ГЛАВНОМУ ЗДАНИЮ
Почему здесь везде написано «доктор»? Я думал, он профессор.
Дорога к главному зданию самая крутая. Я еду по ней вверх. Я знаю такого рода заведения. В Лугано, в Салеме и в Байройте все было так же. Шесть — восемь вилл стоят вокруг главного здания. Дома для девочек. Дома для мальчиков. Родители в запыленных машинах везут сейчас их сюда — выгружают, сдают, сбагривают своих чад. И уезжают восвояси. И так накануне занятий везде. Это мне давно знакомо. Только вот уже много лет, как я приезжаю один во все интернаты, где бы они ни находились.
Главное здание, наверно, когда-то было дворцом. Перед ним растет громадный каштан. Все окна темные. Ни единого человека, ни одного автомобиля. Конечно, сейчас все в «своих» домах. Идет борьба за комнаты и кровати. Кто с кем вместе будет спать в комнате? Где прошлогодние друзья? Есть ли новички, и кто они?
Горы чемоданов. Радиоприемники. Теннисные ракетки. Рюкзаки. Озабоченные матери. Отцы, поглядывающие на часы: сколько, мол, это все может продолжаться? Завтра утром в восемь мне надо быть в суде. Ну, поехали же, Труда! Всего хорошего, моя сладкая малышка, и будь умницей, обещай своей мамочке! Учись прилежно. Ты ведь знаешь, сколько стоит твоя учеба.
И много крика. Много смеха. Много слез…
Да, много чего происходит сейчас в виллах. Наверняка сейчас не попасть в туалеты, потому что в них заперлись маленькие дети и плачут там тайно, поскольку слез здесь не любят. Все это я знаю и могу себе представить. Я тоже запирался в первый раз. Мне было четырнадцать. И у меня не было еще машины и водительских прав. Это было в интернате недалеко от Бад Фибеля. Меня доставил туда Тэдди Бенке, наш пилот. Потому что и моей матери тоже нельзя появляться в Германии. И она значится в списке разыскиваемых и подлежит немедленному аресту. Тэдди поцеловал меня тогда. Можете себе представить?
— Это от твоей мамы, — сказал он. — Она просила поцеловать тебя. Я еще должен попросить тебя простить ее.
— Скажите ей, когда увидите, господин Бенке, что ей нечего прощать.
— Ладно, малыш. Я сегодня же лечу назад. И завтра навещу твою маму в санатории. Передать ли чего-нибудь твоему отцу?
— Да, пожалуйста, ему и тете Лиззи.
— Что?
— Что я желаю им сдохнуть! Обоим. Медленно и мучительно. Вы поняли, господин Бенке? Сдохнуть!
И я убежал и заперся в туалете. Вот сколько в нас ребячества, когда нам четырнадцать. К счастью, мы взрослеем.
Я выхожу из машины.
О своем прибытии я должен доложить в главном здании, было сказано в письме, которое они прислали нам в Люксембург. Доложить профессору Флориану. Он хочет со мной поговорить. Ничего, может подождать еще пару минут, великий педагог.
Я не запираю машину. Я потягиваюсь и разминаю ноги. Хороший воздух здесь, в горах. Удаляясь от машины, я иду вдоль фасада замка с балконами, кариатидами и нишами, в которых стоят высеченные из песчаника мужики с книгами в обнимку или с державой в руке и короной на голове. Все как обычно. Сами знаете.