Гарри расплылся в довольной пьяной улыбке.

Подошел официант и поставил на стол их заказ.

Донни с удовольствием принялся за крем-брюле.

Словно морской прибой, шумел вокруг них манхэттенский ресторан. Эти звуки и успокаивали, и защищали их от посторонних ушей.

Двое нарядно одетых мужчин за соседним столом поднялись и собрались уходить. Один из них раздраженно и громко сказал другому:

— Не беспокойся, я никому не позволю совать нос в мои дела.

Гарри и Донни переглянулись.

— Я тоже, — сказал Гарри.

Донни засмеялся и чмокнул его в щеку.

Гарри знал, что делать. Задача была очень простой — сохранить свою семью. И точка.

Донни посмотрел на него. Ему очень хотелось задать Гарри вопрос, который, видимо, давно мучил его. В обычном состоянии он никогда не задал бы его, но сейчас он был достаточно пьян, чтобы решиться на это. Поколебавшись, он спросил:

— Можешь ли ты рассказать мне о Мадлен? Конечно, абсолютно не компрометируя ее. Просто я подумал, что прошло уже много времени. Какая она была?

Как и предполагал Донни, вопрос для Гарри был неожиданным. Он поставил на стол чашечку кофе и посмотрел на Донни. Все его тело обмякло. Гарри понял, что Донни не шутит. Видимо, этот вопрос всегда сидел в глубине души и не давал ему покоя.

— Тогда мы были слишком молоды… Как ты знаешь, она была прекрасно сложена. Я закрывал глаза и ласкал ее тело, и это было чудесно. Оно было нежным и упругим, темпераментным и горячим. Ей нравилось заниматься любовью, но, как мне сейчас кажется, у нас это получалось несколько неуклюже, ведь у нас не было почти никакого опыта. Чаще всего мы устраивались в парке, на заднем сиденье машины. Я даже не видел ее никогда полностью раздетой, до тех пор, пока мы не сбежали. Тогда уже мы занимались любовью дома, в моей старой спальне. Ты знаешь, мне кажется, я слишком боялся ее, чтобы по-настоящему наслаждаться любовью. Черт! Я всегда забываю, что ты никогда не спал с ней. Ты не можешь понять это чувство, а я не могу объяснить его. Я сам никогда не понимал, почему так происходило у меня с ней.

— Не знаю почему, но я никак не мог решиться спросить тебя об этом.

— Теперь тебе стало лучше или хуже?

Донни вздохнул и сделал большой глоток из своего бокала.

— Я думаю, лучше.

— Может быть, мне продолжить тему о запахах и волосатых телах? Еще не поздно…

Донни улыбнулся:

— Нет, нет! Спасибо. Это слишком угнетает. Лучше о другом.

— Да, я забыл тебе сказать вот о чем. Только не смейся! Это будет полезно тебе знать. Во время оргазма она издавала странный звук. Знаешь, что он мне напоминал? Мышиный писк.

— Писк!

— Писк.

— О, Гарри! Мне стало гораздо лучше. Сейчас я с удовольствием вернусь к своей жене. Чистым и успокоенным.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Их жены… Они сейчас думали о них.

— Потребуй счет, Гарри. Я пойду к машине.

Дженни Джеймсон лежала на своей антикварной французской кровати, свернувшись калачиком под льняным покрывалом. Окна были открыты настежь, и она могла слышать, как шумит прибой. Она старалась, чтобы ее дыхание совпадало с его ритмом. Мысли не давали ей покоя.

Она долго не ложилась в ожидании звонка Донни. Когда он наконец позвонил, она была уже слишком раздражена, чтобы успокоиться. В том, что он был пьян, нет ничего ужасного. Ему ведь тоже иногда надо расслабиться. Наверное, Гарри тоже это было необходимо, если он напился вместе с ним после очистки зубов. Она рассмеялась, злясь на себя.

«Господи, ну и денек выдался! Соберись, Дженни, давай соберись!» Перед глазами стояла картина, как два полицейских с угрюмыми лицами вели ее мать в наручниках. Ее передернуло. Если бы Джина не была свидетельницей всего произошедшего, то вряд ли могла бы поверить в это. Ее мать наркоманка! Принимала героин! Недолго же она была благовоспитанной алкоголичкой.

Самым невыносимым было смотреть ей в лицо. В ее глазах стояло неописуемое отчаяние и еще что-то… Что? Надменность? Нет. Что-то вызывающее: «Смотрите все на меня. Вот я какая!» Такое впечатление, что она злорадствовала. Как будто она испытывала огромное удовольствие от боли, которую причинила своей дочери. Это был взгляд, ненавидящий ее, Дженни!

«Я совсем не знаю свою мать», — подумала Дженни, разразившись рыданиями. Она пыталась держать себя в руках. Ее трясло.

Легкий ветерок с океана обдувал ее, смягчая боль, убаюкивал. Боль поднималась откуда-то изнутри, и Дженни поняла, что она носила ее всю жизнь. Это не было новостью для нее. Просто раньше она себе не позволяла таких мыслей.

«У меня никогда не было матери», — подумала она, содрогаясь от рыданий, покачиваясь из стороны в сторону, как пластиковая игрушка.

Всю свою жизнь я избегала знать правду об отношениях матери с отцом, правду о себе. Мать никогда не могла защитить меня, направить. Сначала она потеряла дочь, затем… мужа. И вот тогда все и началось: постоянные пьяные скандалы и ссоры.

Дженни всегда была для своих родителей танцующей куклой — маленькая, хрупкая, острая на язык, сующая нос во все дыры, вечно жившая в иллюзиях и не желавшая спокойствия.