Шрифт:
Толстяк хозяин явно при делах, ежу понятно. Захотел по-легкому бабок срубить? Вполне вероятно. Это самое простое, что может прийти в голову. А посложнее? А посложнее – Димитрий-рязанец прямо на постоялый двор их и привел. Целенаправленно. Значит, никакой он не рязанец… Может быть, и рязанец, но не тот, за кого себя выдает. А раз так… Олега бросило в жар. А раз так, значит, и рязанское посольство, на которое возлагал большие надежды Олег Иваныч, и все руководство Новгорода – не более чем блеф! Кусочек сыра в мышеловке, поставленной… кем?
Ясно кем – Московским князем Иваном. Но… Тогда почему так рано их взяли? По всей логике, нужно было сначала подставить «послов», а потом захватить всех, так сказать, на месте преступного сговора. А то непонятно как-то получается. Ну, опоили, ну, кинули в подвал… И что? Докажи теперь, к кому он, Олег Иваныч, приехал. Может, по своим личным коммерческим делам, что из беседы с иудой толстяком как раз и будет следовать. И не больше. Поди-ка пришей тут шпионскую деятельность или сговор. Ай-ай-ай, это они, пожалуй, поторопились, людишки великого князя.
А если не поторопились? Вдруг вообще не они? Какие-нибудь личные счеты. Тот же Матоня. А что, вполне вероятно! В Новгороде-то Олега Иваныча и друзей его трудновато обидеть. А вот ежели выманить куда подальше…
Нет! Не вписывается сюда Матоня – слишком тонко все организовано. Был бы жив боярин Ставр – и к бабке ходить не надо было б, ясно – его работа. А без Ставра… Кто бы мог? Митря? Пожалуй! Умишка хватит. Только ведь сгинул Митря, и ни слуху о нем ни духу с год уже. Ну, Митря – тварь такая: как сгинул, так и объявиться может. Таким образом, пока вырисовываются три версии случившегося.
Первая (и самая простая): самодеятельность алчного хозяина постоялого двора. Вторая: интриги Ивана Московского. И третья: козни личных врагов.
Правда, если еще чуть подумать, все три версии достаточно легко объединяются в одну. Тогда скверно получается. Очень скверно.
Рядом – протяни руку – вдруг послышался слабый стон.
Олег Иваныч затаился: поди знай, кого еще сюда бросили. Может, маньяка-людоеда.
Стон (нет, все-таки – всхлип) повторился. Кто-то заворочался совсем близко, зашмыгал носом, попытался подняться… Ага! Тоже ударился.
– Господи всеблагой, – замолился, – помоги пережить сие. Да и пусть будут во здравии люди новгородские, да и…
– Гришаня, ты ли?
– Ой! – из темноты снова донесся стук и – тут же – вскрик, только теперь уже обрадованный: – Никак Олег Иваныч?
– Он самый. – Олег Иваныч усмехнулся и добавил по-латыни: – Приветствую вас, любезнейший господин, в сем скромном пристанище, несколько похожем на ад. Не хватает только Вергилия в качестве проводника.
– Но мы вроде в подполе, а не в аду.
– Какое верное замечание! Что с остальными?
Олег Иваныч скорее угадал, чем увидел, как отрок пожал плечами:
– Не знаю. Не помню. Помню только, как ударили по башке чем-то тяжелым. До сих пор башка трещит. И поташнивает.
– Ничего страшного. Обычное сотрясение мозга, – успокоил Олег Иваныч. – Само пройдет, только покой нужен. Ну, покой у нас пока имеется. Причем полнейший.
– Что делать будем?
– А сам как мыслишь?
– Ну, как ты говоришь, ежу понятно, что надо отсюдова выбираться. Хорошо – руки не связаны. Может, доски расшатать? Нет, крепкие… Тогда подождать, а как кто придет…
Люк наверху распахнулся, и в сырую тьму подвала ударил солнечный луч, отраженный металлическим полированным зеркалом, висевшим на стене какого-то просторного помещения, видимо горницы или людской.
– Ну что, сговорщики, попались?!
Этот поганый дребезжащий голос Олег Иваныч узнал бы даже на том свете. Митря! Митря Упадыш! Предатель, садист и гнусный убийца. Значит, версия номер три… Впрочем, стоп. Как Митря выразился? Сговорщики. Значит, знал. Значит, проводник Димитрий никакой не рязанец, и ловушка подстроена еще в Новгороде. И, надо признать, весьма ловко подстроена!
– Нате, чтоб не подохли раньше времени. – Митря бросил в подвал кусок заплесневелой лепешки и баклажку с водой. – То вам до вечера. А вечером… Вечером мы с вами поговорим. Уж так поговорим, так…
Люк захлопнулся. Вновь темнота. Только чувствовал себя Олег Иваныч теперь не в пример лучше. Пусть исполнились самые плохие его предположения, тем не менее это лучше, чем неизвестность.
– Водичку будешь, Олег Иваныч?
– Давай.
Гриша протянул баклажку. Поделив, съели лепешку, хоть и плесневую.