– А теперь – наверх! Ну-ка, встань на четвереньки.

Предварительно обмотав руки мокрыми от мочи тряпками, Олег Иваныч оттолкнулся ногами от Гришиной спины и, подтянувшись, выбрался в горницу. Крыша, как он и предполагал, рухнула, все вокруг пылало нестерпимым жаром.

– Эй, в метрополитене! Держи пять! – протянув руку вниз, Олег Иваныч вытащил уцепившегося полузадохшегося Гришаню. Схватил отрока в охапку и выкинул на улицу и, едва не провалившись обратно в подвал, еле успел выскочить следом.

Не сказать, чтоб на улице было так уж прохладно. Скорее, так же жарко! Пылал весь квартал! Огонь везде – слева, справа, впереди и сзади.

Они шли перпендикулярно забору – хотя там тоже что-то горело, но Олег Иваныч помнил, что перед забором должна быть улица… Ага! Вот и она. По краям огонь, впереди дым, позади… позади ад.

– Вперед, Гриша!

Они бежали все вперед и вперед – и не заметили, как насквозь прошли горевшую городскую стену. Обожженные, полуголые, закопченные дымом. Адское пламя бушевало вокруг.

Гриша, споткнувшись, упал:

– Не могу!.. Олег Иваныч… поставь… свечку… Тихвинской…

– Я те дам свечку! А ну, вставай! Ишь, разлегся! Вперед!

Олег рывком поднял на ноги Гришу, взвалил на себя, хотя и сам уже шел из последних сил. Но – вперед, только вперед! А там…

А, вот! Вот, впереди, кажется, луг… голубеет. Хотя, почему луг? Он же не голубой. Река? Ха! Небо! Они ж на холме, а впереди – небо. Голубое. Близкое. Самое главное, чистое! Там, впереди, нет дыма! Значит, нет огня! Нет этого ужасного жара! Вперед… Вперед… Еще немного…

Последние метры Олег Иваныч уже полз, таща за собою Гришаню. Из последних сил дополз до полоски сгоревшей травы… И – кубарем покатился вниз, в ров! Туда же последовал и Гришаня, только менее радикальным образом – не кувыркался через голову, а спустился на пятой точке.

Олег Иваныч взглянул вверх и, тяжело вздохнув, положил руку отроку на плечо:

– Похоже, приплыли мы с тобою, Гриша. Взгляни-ка!

На краю оврага, нехорошо ухмыляясь, смотрели на них с высокой кручи узкоглазые воины в рыжих лисьих шапках.

– Вот и комитет по торжественной встрече. Приветствую вас, матадоры! – Олег Иваныч упал навзничь. Никаких сил уже больше не было.

Непокорный город был сожжен дотла. Стены, дома, деревянные церкви, перевоз. Ничего больше не было, как не было и людей, защитников Алексина, тех, кто предпочел плен страшной огненной смерти. Только пепел остался от них, от воинов, от детей и женщин. Был Алексин – и нет. Пепел и смрад на месте цветущего города. Даже вороны не кружили, каркая, над пепелищем, ища поживы, – нечего было искать.

Толстый Аксай-бек-мурза на вороном скакуне угрюмо смотрел на реку. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралось татарское войско. Где-то далеко, за холмами, в золоченом шатре находилась ставка Ахмата, молодого честолюбивого хана. Аксай-бек обернулся на пепелище. Маленький, никчемный городишко. И такое дикое сопротивление. Сгорели, но не стали рабами. А если и дальше так пойдет? По всей земле урусов? Никакого войска не напасешься. Аксай-бек сплюнул в воду и медленно поехал к ханскому шатру. По обеим сторонам дороги сидели, скрестив ноги, узкоглазые воины в лисьих мохнатых шапках и, прощаясь с павшими товарищами, тянули унылые песни. Лишь ближайшие кланялись проезжавшему мимо мурзе.

Горе сдавило сердце старого военачальника. На исходе последнего дня сражения пал, пронзенный урусской стрелой, его младший сын Ахмед. Самый любимый.

Лишь на следующий день после сожжения Алексина достигли посланные Силантием гонцы ставки Великого князя. Сильно удивлен был Иван Васильевич их сообщением. Алексин? На кой черт он татарве нужен, Алексин? Помощь? Конечно, пошлем, но… Надо бы переправы через Оку сторожить борзо. Вот к ним-то, к бродам, и послать основное войско. А Алексин? Что Алексин? И одного полка хватит. Пусть съездят, посмотрят, чем там алексинцам помочь можно.

Никто и ничем алексинцам уже не поможет. Полегли все со славою, не посрамили русского имени. Честь им за это великая!

Посланный Иваном полк обнаружил лишь пепел. Татары уже отошли, было тихо, даже птицы не пели. Сгоревшие дома, церкви и стены. Стены, впрочем, выгорели не до конца – там, где была земляная присыпка, хоть что-то осталось. Даже пару раненых удалось откопать. Один, правда, сразу умер. У остатков другой стены даже искать не стали – слишком все обрушено. Хотели уж было возвращаться, да вдруг стон слабый услышали из-под земли. Кинулись – еще одного воина вытащили! В панцире черненом… аль от дыма почерневшем, кто уж теперь разберет. Плох воин был – обе ноги сломаны. В себя не приходил, стонал только. Осторожненько на кошму положили, привезли к старшему.