Коротин Вячеслав Юрьевич
Шрифт:
— Но я ведь вам обещал, что от огневых фугасов ни один из солдат противника не пострадает.
— И не упрекаю. Но даже с этого холма смотреть было жутковато. Турки наверняка бы ретировались. Да чего там — бежали бы .
— А эти идут вперёд...
Колонны врага действительно пренастырно шли в направлении центра, который занимала дивизия генерал-лейтенанта Капцевича: Либавский, Псковский, Московский и Софийский пехотные полки. И два егерских: Одиннадцатый и Тридцать шестой.
Пусть артиллерия и егеря уже успели проредить шеренги непреятеля на четверть — всё равно французов наступало очень много. И в данном случае следовали бонапартовские войска, вне зоны действия основного количества заложенных ранее фугасов-камнемётов. Выходили только на два.
Оставалось надеяться на пехотинцев корпуса Дохтурова. А чего бы и не надеяться? — в своё время и без моей помощи выстояли, а тут им такой «бонус»...
Наступающих, традиционно, приняли на картечь с редутов — идут. Пока артиллеристы перезаряжают пушки, вступает в бой пехота: первый залп — и полетели во врага пули...
Теперь достать новый патрон, скусить, насыпать немного пороха на полку, остальной высыпать в ствол ружья, бумагу патрона забить в качестве пыжа, пулю тоже в ствол... Ружьё готово к выстрелу!
При дальности прицельной стрельбы того (этого) времени, в наступающего противника успеешь дать два-три залпа.
А вот и он! С разгона и со всей ненавистью вытерпевшего прицельную (относительно, конечно) стрельбу по себе...
В общем, дальше встречный залп и резня на штыках «стенка на стенку».
А любой бой в таких условиях... Каждая рана в корпус — практически смертельна. Нет, не мгновенно, но неизлечима в условиях начала века девятнадцатого.
Маленькая дырочка в туловище... А что там ещё пронзил штык или шпага внутри поражаемого?
Печень? Почку? Лёгкое? Желудок? Во всех перечисленных случаях гарантировано внутреннее кровоизлияние с самым что ни на есть летальным исходом.
Глубокая колотая рана в корпус — смертный приговор. (Это ещё если про нестерилизованное оружие не вспоминать).
Это вам не двадцатый век, когда хирурги умеют под наркозом кожу рассечь, до повреждённой «требухи» добраться, и даже иногда её «заштопать» до «совместимого с жизнью состояния»...
Рубленая — значительно менее опасна, если, конечно, какой-то из важных кровеносных сосудов не перерезан. Разрезаны мышцы? — Если нет заражения, то есть шанс. И неплохой. Долго заживать будет, болезненно, мучительно, но, в конце концов, заживёт. Может, даже и калекой останешься, но, скорее всего, просто шрамом обзаведёшься...
Цветная лавина продолжала неумолимо надвигаться на наши позиции, но неожиданно снова замерла.
Это для других неожиданно, а для меня предсказуемо: вражеские солдаты снова увидели выскочивших из укрытий, и удирающих к своим минёров. Именно это наблюдалось и раньше. Два раза. Как раз перед началом «огненно-грибного» сезона. Очень уж не хотелось нашим зарубежным «гостям» влететь с разбега в тот пылающий ад, наличие которого, они уже пару раз наблюдали.
Тормознули ребята. И ещё минуток с пять переминались с ноги на ногу в ожидании... Зря ожидали. Блеф это был. Пустышка. Именно для того, чтобы постояли под огнём Одиннадцатого и Тридцать шестого егерских, а заодно и всей артиллерии центра. А ведь дистанция хоть и не картечная, но и гранаты немало народу выкосили, да и молодцы-егеря имели уже практически убойную дистанцию, когда могли выцеливать вполне конкретных людей, а не тупо палить по надвигающемуся строю.
В результате, когда французским (и прочим) офицерам, удалось-таки двинуть на рубеж перехода в атаку подчинённые им силы, те были уже если и не «огрызком» от исходного, то, во всяком случае, весьма сильно потрёпаны.
Стоящим во вражеском строю, наверняка до жути хотелось разрядить свои ружья в спины моих удирающих ребят, и плотный залп практически стопроцентно разорвал бы минёров в клочья. Но нельзя — это бы значило либо перезарядку под огнём наших егерей, то есть ещё несколько десятков жизней в обмен на две, либо атаку на наши полки не с ружьями, а с «пиками».
А одиночные выстрелы даже самых лихих стрелков по «бегущей и петляющей мишени» — совершенно несерьёзно. Из положения стоя к тому же, и в достаточно невротическом состоянии...
Тронулись, вражеские колонны. Пошли, поняв, что очередного фейерверка не будет.
Неправильно поняли — последний подарок был им всё-таки припасён: на данном участке находилось только два фугаса, но и их хватило для соответствующего воздействия: земля встала дыбом перед наступающими. Казалось, что сама планета швырнула им в лицо и прочие части организма ту щебёнку, что закладывали мои ребята в эти самые фугасы. Можно сказать, что в упор наступающим выпалили сразу две «Царь-пушки». Картечью. Каменной.