В первой фазе правления Тиберия провинциальные войска были новой реальностью, как потенциальный фактор власти, а Германик — как династический элемент. Во второй фазе это был префект преторианской гвардии, который обладал ключевой должностью в империи и в течение всей эпохи императоров использовал преимущества этого положения иногда скрыто, а иногда и открыто. Это развитие связано с именем Луция Элия Сеяна.

Выходец из всаднической семьи, Сеян уже к началу правления Тиберия вместе с отцом был префектом преторианской гвардии. Эту должность тогда, а позже снова, занимали одновременно два офицера. Первый раз Сеян проявил себя при подавлении паннонского бунта и вскоре завоевал безграничное доверие Тиберия. Когда после назначения отца префектом Египта он взял на себя единоличное командование гвардией, то начал планомерно укреплять свое положение. В 23 г.н.э. перевел расквартированную вне стен Рима гвардию в составе девяти городских когорт по 1 000 человек в закрытый лагерь на Виминале и благодаря этому фактически стал военным главнокомандующим Рима. Потом он обручил свою дочь с одним из сыновей будущего принцепса Клавдия.

Тиберий слепо доверял Сеяну, потому что тот однажды при обвале пещеры защитил своим телом Тиберия и был готов пожертвовать за него жизнью. Единственным, кто сразу разгадал Сеяна, был Друз, сын Тиберия. Однако наследника трона устранили с пути с помощью яда в 23 г.н.э. До этого Сеян склонил к супружеской измене жену Друза Ливиллу, а в 25 г.н.э. осмелился по всей форме попросить ее руки. Однако Тиберий в щадящей манере отказал.

Тогда Сеян выбрал другой путь для усиления своей власти. Ему удалось уговорить Тиберия покинуть Рим. Тому уже давно опротивело пребывание в Риме с его конфликтами, интригами, кривотолками и трениями с членами семьи, двором и сенатом. В 27 г.н.э. принцепс переселился на Капри. Он стал островным князем, как его в насмешку называли, и так осталось навсегда. Все сообщение с Тиберием проходило через руки Сеяна, который теперь один управлял столицей.

Влияние Сеяна было безграничным. В Риме и в легионерских лагерях в его честь установили статуи, его день рождения объявили праздником, у его статуй приносились жертвы, его духу-покровителю молились, фактически ему воздавались культовые почести. После смерти Ливии в 29 г.н.э. для Сеяна не существовало больше никаких преград. Он добился изгнания Агриппины и ее сына Нерона, вместе с принцепсом в 31 г.н.э. получил консульство, хотя и не был сенатором и, наконец, проконсульскую власть. Втайне он планировал устранение принцепса, который один стоял теперь у него на пути.

Но Сеян перегнул палку, его планы были раскрыты. В последний раз Тиберий «собрал свою силу воли». Когда он посчитал, что Сеян обезврежен, то назначил префекта охраны Маркона префектом преторианской гвардии, заменил стражу в Риме на внушающую доверие пожарную команду, одновременно обеспечил верность преторианцев, выдав по 1 000 динариев на человека, совершенно неожиданно выдвинул в сенате обвинение против Сеяна. Сенат его арестовал и в тот же день, 18 октября 31 г.н.э., распорядился казнить. Рим охватил кошмар. Толпа валила статуи, в течение трех дней измывалась над лежащим в пыли трупом, который в конце концов был сброшен в Тибр. Было вынесено решение воздвигнуть статую свободы, a день казни Сеяна объявить праздником.

Как свидетельствует Ювенал в своей X сатире, падение Сеяна глубоко потрясло современников. Следующие стихи дают выразительную картину политической атмосферы раннеимператорского Рима:

Власть низвергает иных, возбуждая жестокую зависть

В людях; и почестей список, пространный и славный, их

топит.

Падают статуи вслед за канатом, который их тащит,

Даже колеса с иной колесницы срубает секира,

И неповинным коням нередко ломаются ноги.

Вот затрещали огни, и уже под мехами и горном

Голову плавят любимца народа: Сеян многомощный

Загрохотал; из лица, что вторым во всем мире считалось

Делают кружки теперь, и тазы, и кастрюли, и блюда.

Дом свой лавром укрась, побелив быка покрупнее,

На Капитолий веди как жертву: там тащат Сеянов

Крючьями труп напоказ. Все довольны. «Вот губы, вот

рожа!»

Ну и Сеян! Никогда, если сколько-нибудь мне поверишь,

Я не любил его. Но от какого он пал преступленья?

Кто же донес? И какие следы? И кто был свидетель??»

«Вовсе не то: большое письмо пришло из Капреи,

Важное». — «Так, понимаю, все ясно, Но что же творится

С этой толпой?» «За счастьем бежит, как всегда, ненавидя

Падших. И той же толпой, когда бы Судьба улыбнулась

Этому туску, когда б Тиберия легкую старость

Кто придавил: — ею тотчас Сеян был бы Августом назван.

Этот народ уж давно, с той поры, как свои голоса мы

Не продаем, все заботы забыл, и Рим, что когда-то

Все раздавал: легионы и власть, и ликторов связки,