Шрифт:
— Я тебе такие семь пятниц устрою, что ты меня век помнить будешь! — взревела, потрясая кулаками, толстуха.
— Сами видите, что за человек! — смелея от несправедливых нападок, продолжала худенькая закройщица. — С ней уважительно, а она только и знает «дурёха», «гадюка», «паршивка». Или заладит: «я с тобой то сделаю, я с тобой это сделаю, ты забыла, кто мой муж, ты не знаешь, кто у нас в гостях бывает». Анна Константиновна и та, как увидит её, так вся трясётся…
— Ты, негодница, от меня словами не отвертишься, — снова перешла в наступление заказчица. — Ты что думаешь, я с вашим директором церемониться буду?.. Тоже мне мастера — вместо платья мешок для соломы сшили! Я просила по фигуре, чтобы в талию, а это что?
«Вах, если бы у тебя хоть намёк был на то, что называется талией!» — с тоской оглядел бочкоподобную скандалистку Тойли Мерген.
Его молчание только подхлестнуло и без того обнаглевшую женщину. Она снова вырвала злосчастное платье из рук девушки и со злостью скомкала его.
— Можешь напялить его на свою вонючую старуху! — рявкнула заказчица и изо всех сил швырнула платье Тойли Мергену в лицо.
Всякому терпению есть границы. Разве кто-нибудь раньше посмел бы так обойтись с Тойли Мергеном? В глазах у него потемнело. Он чуть не задохнулся от обиды и вскочил с места..
— Ступай, дочка, — занимайся своим делом, — только и сумел произнести он, остановившись на мгновение перед закройщицей, после чего выскочил из кабинета, пронёсся мимо ожидавших своей очереди женщин, сбежал с крыльца, рванул на себя дверцу машины и, плюхнувшись на сиденье, помчался прямиком в горсовет.
Он никого не корил, никого не попрекал. Сам же во всём виноват! Каждый должен знать свои возможности…
Яростно крутя баранку и всё ещё тяжело дыша, он находил для себя самые безжалостные обвинения. Ну и ну! Взялся сгоряча за непосильное дело, словно мальчишка какой-нибудь! Куда это годится! Да и не имеет он права отрываться от земли, от сельских забот, понятных и близких ему во всём… Тут совсем другие вояки нужны…
— Что, не получается, Тойли-ага? — сразу всё понял по его виду заместитель председателя горсовета Курбанов, едва новый директор ателье появился у него с заявлением, которое он с ходу набросал в приёмной.
— Нет, не по мне это бабье царство! — решительно пресёк любые возможные уговоры Тойли-ага. — Я прошу освободить меня от такого безобразия…
— А мы-то уж обрадовались, что нашли хорошего человека…
Из горсовета Тойли Мерген направился в райком, чтобы уведомить о происшедшем Карлыева. Но того, как оказалось, вызвали в Ашхабад. Огорчённый таким оборотом дела, Тойли Мерген соображал, куда теперь податься. До нового назначения ему не хотелось показываться людям на глаза. Может, поехать к сыну и залечь там у него, словно в норе, до возвращения Карлыева?
Тем временем секретарша Карлыева всячески выказывала ему своё расположение.
— Ну, как поживаете, Тойли-ага? Как работается на новом месте? — поинтересовалась она.
— Я, милая, с ателье уже распрощался…
— Так быстро! — не сумев скрыть досады, воскликнула девушка. — А мы-то собирались к вам! Говорят, там красивую материю получили, с золотыми блёстками… Платья хотели заказать… Как же это?
— Да вот так… — неопределённо ответил он, закуривая и всё ещё не зная, что делать дальше. — Поспешил я… Бывает, что человеку не терпится, вот он и прёт, не разбирая дороги… А платье, что ж… Платье дело хорошее. Платье вам и без меня сошьют…
Тойли Мерген поехал из райкома прямо домой.
То, что муж вернулся ещё до полудня, обеспокоило Акнабат.
— Что это ты, отец, сегодня так рано? — внимательно оглядела она его. — Нездоровится?
С тем же вопросом не замедлил обратиться к нему и Кособокий Гайли. В поте лица он копал у себя на приусадебном участке морковь, но, заметив подъехавшего Тойли, бросил работу и бочком-бочком, сразу оказался тут как тут.
Тойли Мерген в дороге успел остыть и теперь обрёл своё обычное расположение духа.
— Вспомнил, понимаешь, что у тебя морковь поспела, вот и поспешил тебе на помощь, — ответил он Кособокому.
— Что это ты расшутился, — обнажил зубы в улыбке Гайли. — Похоже, что с новой работой у тебя всё! Покончил, так ведь?
— Покончил! — признался Тойли Мерген и сразу почувствовал облегчение.
— И правильно сделал! — покровительственно одобрил Кособокий, вытирая шапкой пот с лица. — Сам посуди, ну что может быть общего с каким-то ателье-мателье у человека, который всю жизнь от земли кормился. А всякие там бабьи премудрости и без тебя как-нибудь сошьют.
Услышав новость, Акнабат словно крылья за спиной почувствовала. На радостях она даже смилостивилась пригласить брата:
— Идём к нам, чаю попьём…
— Ты меня, сестра, лучше не соблазняй! — с неожиданной решительностью отказался Гайли. — У меня морковь поспела, завтра на базар надо ехать. Овощи, сама понимаешь, дело такое — чем раньше их в город привезёшь, тем больше за них дадут. Если я сейчас сяду чаи распивать, мне же прямой убыток… К тому же, моя Дурнабат с утра цыплёнка щипала, похоже, что куриным пловом пахнет. Так что вечерком ко мне пожалуйте. Я к тому времени с морковью управлюсь, посидим, потолкуем спокойно. И бутылочка армянского коньяка найдётся — для гостей берегу. Когда же её откупорить, как не сегодня, по такому поводу… Разве я не прав, Тойли? — захихикал он.