Вы, вероятно, знаете известный анекдот о том, как наука слагается на основе природных особенностей различных национальностей. Речь идёт о зоологии, о том, как изучить верблюда. Как это делают различные нации? Англичанин организует путешествие в пустыню и наблюдает там жизнь верблюда. Ему потребовалось, может быть, года два для того, чтобы смочь наблюдать верблюда во всех жизненных условиях. Он наблюдает при этом верблюда непосредственно в натуре и так описывает его. но в своих описаниях он избегает каких бы то ни было мыслей: он всё описывает, но не создаёт каких-либо собственных мыслей. Француз идёт в зверинец, где выставлен верблюд, смотрит на него и описывает верблюда в зверинце. Он не изучает, подобно англичанину, верблюда в природе, в различных условиях, но описывает только каков он в зверинце. Немец не едет в пустыню, не идёт в зверинец, а садится в своём научном кабинете, собирает все «априорные» мысли, которые он может почерпнуть из того, что он изучил, конструирует «априори» верблюда и описывает верблюда, исходя из этого априорного конструирования. Так приблизительно рассказывается обычно этот анекдот. Он очень, очень показателен. Можно почувствовать разницу: описывается ли верблюд, или человек сам себя описывает и т.д. Но одного не достаёт в этом анекдоте, того, что могло бы подвести правильный итог, дать правильный отчёт. В этом трояком анекдоте не достаёт четвёртого человека, который независимо от того, поехал ли он в пустыню, или изучает книги, потому что он не имеет возможности поехать в пустыню или пойти в зверинец, или, наконец, пойдёт ли он к живописцу, пишущему зверей, и посмотрит его картины, на которых может быть с гениальным искусством изображены верблюды, но такого человека, который в состоянии независимо от того, видит ли он верблюда в пустыне, или в зверинце, или черпает сведения о нём из книг априори, который сам в состоянии из того, что он воспринял таким образом, поставить вопрос перед Божественно-духовным миропорядком: что же за существо верблюд? Тот человек, который может совершить эту работу, тот провидит и в том верблюде, которого он видел в зверинце, каков этот верблюд будет в пустыне. Да, он сможет это провидеть даже из литературных описаний, которые он получил из различных книг, из книг, в которых содержатся, может быть, карикатурно-филистерские, педантичные описания; он всё же из этого может получить то, что надо, если он сможет проникнуть в существо верблюда, несмотря на всю школьную учёность или априорность полученного им материала. Это и есть то, что сегодня требуется прежде всего для человечества: найти путь к духовному, но при этом, конечно, не пренебрегая внешним опытом, а включая и все знания, даваемые нам внешними чувствами, найти путь к духовному.

Итак, мы имеем в каждой области нашего стремления к познанию то, что должно нас повести к правильному пониманию того, как отставшие Духи Форм могут нас совратить, и как правильное понимание того, чем является правильная миссия Духов Личности, может как раз правильно поставить нас в жизнь нашей эпохи.

И в этом смысле самым важным являются правильные ориентиры к подрастающим теперь детям, чтобы придти к действительному искусству воспитания. Ибо сегодня, как раз повсюду страшным недостатком воспитательной работы является то, что отставшие Духи Форм сделали из человека в ходе исторического развития, - считать, что это совершенно правильно, что человек таков, каков он есть теперь. Но против этого восстаёт, можно сказать, слава Богу, детская натура. Она-то не хочет с этим примириться. Более взрослый человек - тот охотно примиряется с этим, а детская натура восстаёт против этого. Особенно революционно противится этому юношеская натура.

Мы имеем одним из самых характерных моментов современного юношеского движения и одним из самых характерных моментов современной педагогики то, что педагогика должна бы стать ясновидящей или, по крайней мере, позволить бы оплодотворить себя ясновидением, чтобы она поняла, что теперь, когда рождается человек, вместе с ним рождается и зачаток внутренней активности мышления. И тогда, когда у нас есть этот зачаток внутренней активности мышления, тогда мы научаемся прежде всего тому, чего люди сегодня по большей части не умеют! Знаете, чего люди сегодня не умеют? Они не умеют состариться! А юность хотела бы видеть своими руководителями состарившихся людей. Она не хочет иметь своим руководителем тоже юность (хотя она иногда и говорит это, но она при этом обманывается). Она хотела бы руководителями иметь людей, которые могли действительно стать старыми, которые сумели донести до старости живым зачаток развития мыслей. И если юность сможет это заметить, тогда она последует за этими руководителями, ибо тогда она знает: эти люди могут ей что-то сказать, раз они сумели правильным образом стать старыми. Но с кем встречается сейчас юность? Она встречается с таким же, как и они сами! Люди не сумели стать старыми, они остались с детскими головами. Они не знают более того, что знают уже 15-ти, 16-ти летние! И не диво, что 15-ти, 16-ти летние не хотят более следовать 60-ти, 70-ти летним, потому что эти последние и сами не стали старше юных. Они не сумели внести активность в стареющее тело. Юность хочет иметь ставших по-настоящему старыми людей, а не просто выглядящих старыми, с морщинами, седых, или лысых, старое сердце которых, однако, так же юно, как и их собственное... Юность хочет таких людей, которые поняли и сумели стать старыми так, что состарившись они возросли в мудрости и в силе.

Юношеское движение могло бы легко получить своё разрешение, если бы поняли его во всём его космическом значении. Если бы, например, читались основательные лекции на тему: «Как сегодня возможно не остаться до глубокой старости просто с головой ребёнка?» В этом заключается проблема. Юность присоединится к тем действительно старым людям, которые не имеют только детскую голову; она найдёт с ними общий язык. А от таких же, как они сами, они ничему не смогут научиться. И вот, такому юноше, которому может быть всего 18 лет, который не так уж много учился (кое-чему он всё-таки научился), у которого ещё пышные чёрные или русые волосы, румяное лицо, без морщин и нет ещё бороды, и вот он, видите ли, должен слушаться кого-то другого, который, в сущности, внутренне нисколько не старше его, а при этом выглядит так комично: он лысый или седой, но он не более научился в жизни, чем сам этот юноша!

Это и есть, в основном, внутренняя причина существующего расхождения между юностью и старостью. Вы должны то, что я сказал сейчас в несколько юмористической форме, воспринять самым серьёзным образом, в самом глубоком его значении, и тогда вы сможете непосредственно воспринять своим душевным оком многое из того, что стоит в современной цивилизации, как большой значительный жгучий вопрос.

Сегодня я хотел бы напомнить то, что я говорил вам о природе и о сущности человеческого мышления. В настоящее время, начиная с 15-го столетия, с того исторического момента, на который я уже неоднократно указывал, мы имеем, по существу, абстрактное мышление, уже лишённое образности, и человечество гордится этим, лишённым образности, мышлением. Мы знаем, что это, лишённое образности, мышление появилось только начиная с названной даты, а что прежде мышление было образным, и тем самым - живым.

Вспомним, какова же, собственно, природа и сущность того мышления, которое мы сегодня имеем. Мы могли уже сказать: живое существо этого мышления жило в нас во время между нашей смертью и новым рождением, через которое мы спустились из духовных миров в физический мир. При этом нисхождении жизненность, сущность мышления была до известной степени отнята у него, и сегодня мы, люди 5-ой послеатлантической эпохи, несём в себе, собственно, мёртвое мышление, лишь некий труп того живого, сущностного мышления, которое свойственно нам во время между смертью и новым рождением. И как раз благодаря тому, что мы несём в себе это мёртвое, это лишённое жизни мышление, именно вследствие этого мы получили возможность, как современные люди, с помощью нашего обычного сознания понимать необходимое нам на потребу безжизненное, тогда как для восприятия всего жизненного в окружающем нас мире мы сегодня не имеем способности.

Хотя вследствие этого мы достигли, как люди, собственной свободы, своей самостоятельности, но, с другой стороны, мы тем самым замкнулись от того, что является в мире непрестанным становлением. Мы наблюдаем вокруг нас вещи, в которых, собственно говоря, нет импульса к поступательному развитию, нет жизненных зачатков, вещи, у которых есть только настоящее, но никак не будущее. Конечно, можно возразить, что, ведь, человек наблюдает силы зарождения, становления и в растительном и животном царствах. Но при этом он ошибается. Он наблюдает это зачинающееся, становящееся лишь постольку, поскольку оно заполнено отмершим веществом, он рассматривает и эти силы становления, как нечто мёртвое. Если мы хотим отметить особенно характерные черты этого мировоззрения и поставить их перед своей душой, то мы можем сказать: в предыдущие эпохи человеческого развития люди воспринимали всюду в своём окружении нечто живое, исполненное силами зарождения, становления; теперь же они везде ищут только мёртвое, и саму жизнь хотят как-то понять, исходя из мёртвого. Но они её не понимают.